Ребята не ограничились поездкой в недалекий Коунрад, где на месте бывших холмов зияет чаша рудника, глубиной в 180 метров. Они отправили письмо в Академию наук Казахстана, и оттуда им прислали подробную биографию ученого-геолога, и — главное — сообщили московский адрес его вдовы, Натальи Ивановны Русаковой.

Наталья Ивановна прислала им альбом с редкими фотографиями, несколько книг, написанных академиком, подарила один из полевых дневников, которые Михаил Петрович постоянно вел в экспедициях.

Черная клеенчатая тетрадь… Это было свидание с тем самым прошлым, без которого невозможно представить себе нынешний Балхаш. И я думал обо всем этом, еще только листая дневник, переданный мне воспитательницей Марией Захаровной Хомич.

Записи относились ко второй поездке Русакова на Балхаш — к 1929 году, к лету, когда Михаил Петрович, оставив Коунрад в надежных руках Наковника, сам вел обследования в Западном Прибалхашье.

В его записях не было отвлеченных рассуждений, лирических отступлений: сугубо деловой дневник, полевая книжка геолога, куда он шаг за шагом заносит все, что видит его глаз, описывает собранные на маршруте образцы, набрасывает геологические схемы разрезов.

«Дорога в направлении 150 градусов идет все время, немного поднимаясь в гору, вдоль небольших русел, в верховьях Андассая. На двенадцатом километре граница сменяется довольно высокими, вытянутыми в направлении с юго-запада на северо-восток, сопками… Дальше по дороге… зеленовато-серые песчаники и туфо-песчаники.

Спуск с сопок в долину.

Хороша вода в ключе и плесы в русле. Речка уходит затем к юго-западу — к верховьям речки Сары-Булак.

Могила на фоне красноватых сопок, вдали гребнистый массив. Ночевка в урочище. Ночью дождь, с утра ветер, затем — песчаный буран. Все застлано пылевой мглой, принесенной из песков Кур-Манын и Муюн-Кум…»

Небольшой отряд — неторопливо, внимательно осматриваясь по сторонам, задерживаясь у характерных отложений — продолжал свой путь по Прибалхашью. Давным-давно затерялись в пустыне его следы, многие из путников умерли… Но вот — я и сегодня могу точно узнать, что в четверг, например, 20 июня 1929 года, они на этом своем пути преодолели последнюю перевалочную гряду…

«…Направление дорог к югу, — записывал Русаков днем еще, на коротком привале. — При спуске в долину Сары-Булак — арыки, пашни; направление долины и течет река — с запада на восток.

У могил (здесь много аулов) — вторая мощная жила простирается к северо-востоку, на пять градусов.

Ночевка в урочище Сары-Булак. Расспрос жителей об азбесте у Джамбыла и наем проводника с верблюдом и лошадей…»

Так и написано — а з б е с т е, через «з», как было принято писать в то время.

Спустя несколько дней, 24 июня, в понедельник:

«Ночевка у Байгары. Хорошая вода в колодце, много травы. Тут ночью накрапывало. Одолевала мошкара.

На следующий день — ночуем у острой сопки. Около вечера пошел дождь, под которым зябли всю ночь».

Дожди подстерегали Русакова и его спутников. Но и дожди не могли прервать ход поисковых работ. Нельзя идти в маршрут?.. Что же, у геолога всегда найдется занятие. Очевидно, поэтому запись, датированная 27 и 28 июня, предельно коротка:

«Идут непрекращающиеся дожди.

Разбираем коллекции, лечусь от простуды, подхваченной в поездке на Байгару.

Знакомлюсь с разрезами, сделанными Юдичевым…»

Юдичев? Юдичев… Да, я читал о нем и раньше. Это тоже геолог, товарищ Русакова по экспедиции двадцать девятого года. Один из тех специалистов, которые не испугались Прибалхашья. Русаков и дома в Ленинграде, и в Москве, вербуя спутников, ни от кого из них ничего не скрывал:

«Пустыня самая не прикрытая. От железной дороги приходится отрываться больше чем на семьсот километров. Из них — последние двести проходят по совершенно безлюдному летом пространству.

Вопрос снабжения геологоразведочной партии в Коунраде еще не решен…»

Очень многие, узнавая такие малопривлекательные подробности, говорили «нет». Юдичев сказал «да» и поехал.

К сожалению, я не могу рассказать о нем подробнее. Я не представляю, как он выглядел, как разговаривал и ходил. Очевидно только, что это был настоящий мужчина и настоящий геолог. Впрочем, настоящий геолог не может не быть настоящим мужчиной, даже если геолог этот — женщина.

Русаков и Юдичев порознь, чтобы экономить дорогое время, бродили в то лето по Западному Прибалхашью и вот в конце июня сошлись во Борлу-Байзане, на берегу озера. Так они условились заранее — раций тогда не было в поисковых партиях, оперативно связываться между собой они не имели возможности. После бесконечной пустыни, после ночевок черт знает где, небольшой, немудреный поселок показался им обжитым краем, верхом благоустроенности, ну просто землей обетованной!

Юдичев и Русаков обменивались впечатлениями, приводили в порядок карты, дневники, коллекции добытых образцов. Ведь аккуратность — это не добродетель геолога, а его прямая служебная обязанность. Мокли в озере. Сушили сухари. Юдичеву предстояло снова отправиться в маршрут. Русаков уже торопился в Коунрад. Там разворачивались буровые работы, и, конечно, второму из двух руководителей партии — Наковнику — приходилось не сладко: заниматься и выполнением разведочной программы, и жилищным строительством в преддверии суровой здешней зимы, и нудными хозяйственными делами, которые в тех условиях превращались почти в неразрешимые проблемы. Откуда снабжать Коунрад питьевой водой? Водой для бурения?.. Где добывать фураж для рабочего скота? Как наладить постоянную связь с Каркаралинском?

В Каркаралинске оставили химическую лабораторию, потому что не приходилось пока и думать о том, чтобы на Коунраде создать условия для производства точных анализов. А найти возчиков, которые постоянно бы курсировали между Каркаралинском и Коунрадом, тоже не просто. При одной мысли о долгом пути, на котором нет пригодных колодцев, нет пастбищ, нет жилья, возчики махали руками и уходили, отвергая самые что ни на есть выгодные условия.

Русаков все это очень хорошо себе представлял по собственному опыту и потому в Борлу-Байзане всеми средствами торопил ремонт катера «Геолком». На нем устанавливали двигатель, двигатель барахлил, приходилось опробовать его множество раз, снова и снова регулировать, чтобы он не подвел в пути. А тут еще кое-кто из «морячков», как они сами себя величали, решил воспользоваться обстановкой, содрать подороже за все судоремонтные работы.

Но наконец все неурядицы были преодолены. «Геолком», готовый к рейсу, лениво покачивался на мелких прибрежных волнах. И 9 июля изыскатели опять расстались, теперь до осени, когда полностью выполнен будет объем геологопоисковых работ в Западном Прибалхашье и примыкающей к нему восточной части Голодной степи — 65 тысяч квадратных километров.

Юдичев покинул Борлу-Байзан в час дня.

Русаковский баркас отвалил часом позже. Им еще пришлось зайти в поселок, в Илийский. Там их поджидал баркас госпароходства. В одиночку было рискованно пересекать озеро с его неожиданными