а еще дальше, недалеко от города Цегледа, находилось Ущелье ведьм, названное так в честь того, что здесь двести лет назад, в июле 1729 года, были сожжены на костре знахарки, не менее дюжины женщин, которых обвинили в колдовстве.

Кронберг услышал шорох у себя за спиной и, обернувшись, увидел то, ради чего он сюда пришел.

Во время своих визитов в Надьрев прокурор не принимал участия в допросах в доме деревенского глашатая, поручив это своим следователям, членам сельсовета и жандармам. Но ему предложили подойти на пристань, чтобы он стал свидетелем мрачного шествия. Сейчас Кронберг еще не знал, что та картина, которую он увидит, позже поможет ему сформулировать одну важную идею.

Прокурор наблюдал за вереницей одетых во все черное женщин, двигавшихся от дома деревенского глашатая по влажному лугу. Они шли, прижав подбородки к груди и сцепив руки перед собой. Они были молчаливы, напоминая молящихся монахинь, и только шелест их платьев выдавал их присутствие.

Среди десяти женщин Кронберг хорошо знал пятерых. Это были Кристина Чабай, Роза Киш, Анна Цер, Марица Шенди и Мара Фазекаш. Запястье Мары было забинтовано, и прокурор обратил внимание на то, что она держала его так, что ему были видны ее бинты. Он всмотрелся в Мару – и обнаружил в ней черты, роднившие ее с тетушкой Жужи. У Мары было такое же лицо человека, всегда готового к любой схватке, как и у ее матери.

Кронберг отступил в сторону, давая женщинам пройти. Во время этого движения он заметил вдали двух матросов, сошедших с буксира.

Прокурору было хорошо известно, что ни Кристина, обвиняемая как соучастница убийства своего мужа в 1923 году, ни Мара, обвиняемая по различным пунктам обвинения (в незаконных абортах, детоубийствах и других противоправных действиях), так и не сознались в своих преступлениях. Кристина категорически отрицала все обвинения в ее адрес. Мара была более уклончива в своих ответах. Марица Шенди в конечном итоге призналась в убийстве своего мужа и единственного сына. У нее просто не оставалось другого выбора, поскольку в каждом из скончавшихся обнаружили такое количество мышьяка, которого хватило бы для убийства десятка человек. Кронберг, переведя на нее взгляд, попытался обнаружить на ее лице хоть какие-то признаки раскаяния в содеянном.

Один из жандармов поспешил вперед, чтобы подтянуть весельную лодку поближе. Он крепко держал ее, пока женщины, пошатываясь, поднимались на борт. Многие из них никогда не плавали, и их впечатлила легкая волна, раскачивавшая лодку. Кронберг наблюдал за тем, как они, пытаясь найти равновесие, хватались друг за друга и за скамью, на которую уселись. Как только все женщины поднялись на борт, один из жандармов занял место на носу лодки, другой – на корме. Они оттолкнулись веслами от берега и взяли курс на север, к Сольноку. Это была перевозка первой партии обвиняемых из дома деревенского глашатая в тюрьму. В дальнейшем за ней последует еще несколько. Путешествие вверх по Тисе будет всякий раз занимать около четырех часов. Кронберг был разочарован лишь мыслью о том, что Жужи Фазекаш никогда не окажется на борту этой лодки.

* * *

Кронберг повернулся, чтобы направиться обратно вверх по склону. Лодка с обвиняемыми и жандармами уже скрылась из виду, и он смутно осознавал, что следом за ним по берегу начали подниматься матросы, сошедшие с буксира. Он слышал их разговор, но, как и в случае с могильщиками на кладбище, их диалект был для него совершенно непонятен. Прокурор ускорил шаг, поскольку в деревенской ратуше его ждало множество дел, включая последние новости от графа Мольнара. Секретарь сельсовета и доктор Цегеди-младший не так давно завершили повторный просмотр журнала регистрации смертей и обнаружили еще несколько подозрительных фактов, которые они хотели обсудить с ним. Постоянно поступала также информация о ходе расследований в других деревнях. В Цибахазе, Тисафельдваре и других населенных пунктах было произведено много эксгумаций, по результатам которых в Цибахазе уже арестовали четверых подозреваемых. Кронберг отправил губернатору Алмаши официальное письмо с просьбой дать разрешение изучить отчеты судмедэкспертов в каждом населенном пункте региона за последние двадцать лет.

За спиной прокурора разговор двух матросов изменил свою интонацию. Их голоса внезапно стали одновременно зовущими и угрожающими. Кронберг обернулся как раз в тот момент, когда двое мужчин приблизились к собаке. Они были похожи на боксеров, осторожно нарезавших круги вокруг нее.

Собака лежала на боку, а щенки сосали ее молоко. Она приподняла морду и зарычала на матросов.

Держитесь подальше!

Матросы, тем не менее, продолжали придвигаться к собаке все ближе и ближе. Она снова зарычала, на этот раз обнажив зубы. Обрадованные ее реакцией, матросы рассмеялись. Один начал лаять и выть, другой же опустился на корточки и обнажил в ответ свои сломанные и полусгнившие зубы.

В ответ на это собака приподнялась, свирепо рыча на своих обидчиков. Матрос, сидевший на корточках, поспешно вскочил на ноги и слегка попятился. По нему, однако, было видно, что он не из тех, кто готов уступить какой-то собаке. После секундной паузы он сделал большой шаг вперед и пнул животное по ребрам.

Собака вскочила на ноги. Ее щенки бросились врассыпную в поисках укрытия, однако один из них, самый невезучий, оказался прямо перед вторым матросом. Тот, заметив малыша, бросился вперед и тоже пнул его. Звук от этого удара разнесся по всему берегу. Казалось, из легких щенка от пинка грубого матросского ботинка вышел весь воздух. Нежное тельце малыша пролетело по высокой дуге над берегом, а затем Кронберг услышал всплеск, когда щенок шлепнулся в воду и стал после этого быстро погружаться в речные глубины. Матросы на берегу буквально взвыли от смеха.

Сука бросилась к реке. Кронберг еще никогда не видел, чтобы животные неслись с такой скоростью. Казалось, что собака бежала быстрее, чем это было физически возможно. Достигнув реки, она нырнула в нее и исчезла в толще воды.

Кронберг бросился за ней, на бегу срывая со своих плеч пиджак. Его ноги путались в высокой траве. Земля была неровной, и прокурору приходилось огибать на своем пути всевозможные ямы и камни. Его ноги казались ему самому толстыми, неповоротливыми, неуклюжими, не способными на быстрый бег. Добравшись до реки, он резко остановился и, затаив дыхание, увидел, что морда собаки появилась на зеркальной поверхности воды. Кронберг отступил назад, когда сука мотнула головой из стороны в сторону, отчего с ее густой шерсти каскадом посыпались брызги воды, и после этого он смог увидеть щенка, извивавшегося у нее в пасти. Прокурор проследил за тем, как