За последние недели подобных перевозок было достаточно много, но тетушку Жужи в Сольнок так и не доставили.

Барни наблюдал за тем, как женщины начали карабкаться по крутому берегу, перепрыгивая с камня на камень и хватаясь за низкие ветки деревьев, чтобы подтянуться вверх и не сползти обратно к причалу. Этот крутой склон предназначался для любителей рыбалки на удочку и босиком, а не для женщин средних лет в длинных платьях и башмаках с коваными гвоздями.

Барни услышал какой-то шум у себя за спиной и, оглянувшись, увидел группу репортеров, которая неслась в его сторону, судя по всему, направляясь к большому причалу. Он присел на корточки так низко, как только мог, притиснулся к стволу дерева, стараясь, чтобы его не заметили, и прижал блокнот к груди. Барни слышал, как шаги его собратьев по перу становились все громче и громче, со стороны это было похоже на массовое паническое бегство. Репортеры промчалась мимо старого рыбацкого причала, не заметив ни его, ни лодки жандармерии. Барни рассмеялся про себя.

До сих пор Кронберг сообщал прессе все, о чем он хотел ее проинформировать, только через Барни. До сих пор все, что было опубликовано на тему о «деле Надьрева», первым писал Барни. Однако на этот раз прокурор сменил тактику. Кронберг хотел, чтобы на этот раз в воздухе кружила плотная стая газетных стервятников, а банда отравительниц из числа «ворон» оказалась на всеобщем обозрении.

Барни позабавило то, что все репортеры ринулись к большой пристани, предполагая, что обвиняемых женщин будут высаживать именно там. Осознав свою ошибку, они тут же повернули назад.

«Вороны» все еще пытались выбраться на берег, когда репортеры начали спускаться вниз навстречу им. Журналисты, спотыкаясь, скользили по крутому склону, одновременно выкрикивая свои вопросы, которые заглушались ветром. Барни показалось, что они были похожи на группу детишек, наперегонки участвовавших в школьном забеге.

Когда репортеры приблизилась, жандармы бросились к ним наперерез, каждый держа одну руку на шлеме, а другую на винтовке, пристегнутой сбоку к ремню:

Всем тихо! Никаких вопросов!!

После этого жандармы велели репортерам отойти, и те поспешно повиновались.

Когда обвиняемые, наконец, взобрались на береговую насыпь и добрались до ближайшего городского переулка, жандармы выстроили их гуськом и заняли места с обеих сторон. Вереница репортеров потянулась за колонной женщин, словно хаотично полоскавшийся в воздухе хвост воздушного змея.

Кронберг проинструктировал жандармов, чтобы те следовали с заключенными не кратчайшим путем, как обычно (вдоль реки, а затем прямиком до тюрьмы по улице Гарден или по параллельной ей улице), а извилистым маршрутом через центр города.

Подошва на старых ботинках Барни почти стерлась, и он чувствовал камни под своими ногами так, словно шел в одних носках. По этой причине он невольно обратил внимание на изношенные ботинки женщин впереди него: на рваные шнурки, потрескавшуюся кожу, латаные-перелатанные подошвы.

Долгое время Барни не слышал ничего, кроме хруста камней под ногами колонны женщин. Ему пришла в голову мысль, что эту сцену можно было бы назвать «приближающаяся смерть» или же чуть более цветисто: «Пробудившаяся смерть совершает свою утреннюю прогулку».

Он оглянулся: хвост воздушного змея стал заметно длиннее. За последним из репортеров к процессии присоединилась разрозненная группа подростков.

По мере того как арестованные женщины медленно продвигались вперед, на них стали все больше обращать внимание различные зеваки. Вот прачка со скрипом открыла окно своего заведения и высунулась наружу, чтобы рассмотреть все получше, вот священник, вышедший на прогулку со своей собакой, вынужден успокаивать свое животное, которое, почуяв запах драмы, принялась истошно лаять, а вот мальчик-посыльный остановил свой велосипед, чтобы поглазеть на чудну́ю для него процессию.

Вскоре почти в каждом дверном проеме начали появляться торговцы, цирюльники, повара, банкиры, ювелиры, художники, юристы, которые с немалым удивлением наблюдали за мрачным шествием по улицам их города. Когда «вороны» проходили мимо одного из кафе на углу, посетители, сидевшие снаружи на веранде, принялись улюлюкать и освистывать их, а уборщица кафе бросила в них свою метлу, словно копье (один из жандармов наклонился, поднял с земли эту метлу и вернул ее).

Когда жандармы прибыли со своими подопечными к границе международной торговой ярмарки, они ненадолго остановились, чтобы обсудить, как им следует действовать дальше. В результате они решили провести колонну «ворон» вокруг рядов брезентовых тентов и временных деревянных киосков, а затем направиться по центральному проходу ярмарки. Посетители ярмарки пристально смотрели на колонну женщин, некоторые из них выкрикивали в их адрес ругательства и плевались в их сторону.

Колонна вышла на улицу Габора Бароша. Репортеры продолжали следовать за женщинами, к ним постоянно присоединялись все новые и новые зеваки, которые были полны решимости принять участие в этом шествии до самого его завершения. Находившиеся в самом хвосте этой процессии не могли даже разглядеть шедших впереди женщин, они просто следовали за украшенными пышными перьями шлемами жандармов, словно те служили им своеобразным маяком.

Барни занял удобное место непосредственно за последней «вороной» в веренице женщин. За время шествия он успел хорошо изучить ее шаркающую походку, округлый изгиб ее плеч. По легким движениям ее головы он понял, что ругательства и брань в адрес женщин коробят ее и вынуждают ее мучительно переживать.

Темп шествия был умышленно медленным. Барни подсчитал, что за более чем час они преодолели гораздо меньше километра. В какой-то момент жандармы остановили процессию, чтобы они могли ответить на вопросы мэра города, который специально для этого случая заранее занял место на пути следования колонны.

В конце улицы Габора Бароша возле киоска с фруктовыми напитками собралась еще одна группа репортеров, освещавших другое мероприятие. Один из этих репортеров, стоявший с краю и отличавшийся низким ростом, привстал на цыпочки и энергично замахал рукой, умоляя и своих коллег, и толпу перед ним расступиться, чтобы он тоже мог посмотреть на происходившее.

Именно теперь все кусочки мозаики сложились.

Барни с незапамятных времен являлся другом Тибора Поля, одного из самых известных в Центральной Европе венгерских художников, которого хорошо знала вся страна. Барни часто писал про него. Кронберг также познакомился с ним на городской галерее изобразительного искусства Сольнока, на которой выставлялись картины известных художников со всей Европы. Кронберг сам был художником-любителем и часто посещал эту галерею. Барни нисколько не удивился, увидев сейчас Тибора Поля. Напротив, он ожидал этого. Теперь, когда толпа репортеров и зевак расступилась, Барни мог видеть, как художник пробует ананасовый сироп вместе с