его сердца наши обливаются кровью. Крестьяне прибыли сюда вместе со мной, однако не осмелились предстать пред твои очи и ждут там, чтобы я возвестил им радостную весть. Если ты признаешь нас своими искренне преданными тебе подданными, наша признательность к тебе пребудет до страшного суда.

Тимурленг очень обрадовался, пожаловал ходже халат и осыпал его милостями и дарами, а крестьянам послал одну только благодарность на словах. И немедленно повелел Тимурленг, чтобы в деревню ходжи отправлена была еще самка слона. Ходжа, радуясь, что не только избавился от опасности, которая ему угрожала, а еще удостоился наград, вернулся к себе в деревню.

Крестьяне обступили ходжу и спрашивают:

— Ну, ну, ходжа, что ты нам принес? Мы ждем от тебя добрых вестей.

Ходжа с гордостью, присущей людям, которые успешно выпутались из беды, воскликнул:

— Ура, к нам шлют еще и слониху![544]

тур. 5, 224

830. Ходжа смиряет гордость Тимурленга

Однажды ходжа Насреддин предстал перед Тимурленгом и от имени жителей Акшехира смело предъявил к нему требования. Тимурленг вспыхнул от гнева и закричал:

— Да как ты смеешь обращаться ко мне, великому государю, перед которым склоняется весь мир, с такими требованиями!

— Ты велик, а мы ничтожны, — отвечал ходжа[545].

тур. 5, 337

831. Обычай этого города

Один эмир прибыл в гости в город, где жил Насреддин. На одном пиршестве, устроенном в его честь, эмир напился холодного вишневого шербета и чихнул. Один из присутствующих вместо «будьте здоровы» по ошибке сказал «добро пожаловать». Эмир решил, что над ним издеваются, и разгневался. Насреддин обернулся к эмиру и сказал:

— По-видимому, эмир запамятовал, что в нашем городе, когда чихают, говорят «добро пожаловать», а не «будьте здоровы», как принято у вас[546].

перс. 8, 95

832. Кухни и дворцы

Когда Молла Насреддин переселился из деревни в город, то несколько лет жил в разных домах. Наконец он скопил немного денег, одолжил кое у кого и построил себе дом с очень маленькой кухней.

Об этом сообщили Тимуру, и тот, чтобы посмеяться над Моллой, собрал своих придворных и пришел к нему.

Тимур оглядел комнаты и кухню и сказал Молле:

— Дом у тебя хороший, он вполне подходит тебе, вот только кухня мне совсем не понравилась. Разве можно делать такую маленькую кухню? В ней и двум мышам не разыграться — одна обязательно угодит в мышеловку.

— Размер моей кухни свидетельствует о величине моей любви к тебе, — ответил Молла.

— Я что-то тебя не понимаю, — сказал Тимур.

— Что же тут не понять? Если у таких людей, как я, будут большие кухни, то тогда у таких, как ты, не будет больших дворцов.

азерб. 6, 32

833. Слепой

Однажды, проезжая по улице Самарканда, великий эмир Тимурленг увидел слепца, просившего милостыню.

— Как зовут тебя? — спросил Тимурленг слепца.

— Родители в день моего рождения дали мне имя Счастье. — смиренно ответил слепец.

Тимурленг высокомерно расхохотался.

— О Аллах, да разве слепой бывает счастливым?

Находившийся в свите Тимурленга Насреддин Афанди воскликнул:

— О Аллах, скажи, кто из вас слеп?

— Кто же? — быстро спросил Тимурленг.

— Тот, кто издевается над несчастным слепым[547].

узбек. 7, 132

834. Кто выше?

Староста той деревни, где Насреддин гостил, спросил у него:

— Ходжа, кто выше: падишах или земледелец?

— Конечно, земледелец, — отвечал ходжа, — ведь если земледелец не станет выращивать пшеницу, царь умрет с голоду[548].

тур. 5, 347

835. Кто сильнее?

Эмир бухарский спросил у эфенди*:

— Как думаешь, кто сильнее: я или афганский падишах? Эфенди ответил:

— Если говорить о том, кто больше поднимет груза, так сильнее вас обоих мой осел: он поднимает одну меру, а ни один из вас не поднимет и полмеры. А если говорить о силе сопротивления врагу, то сильнее вас обоих дехканин*, потому что если дехканин не даст хлеба, то как вы, так и афганский падишах умрете с голоду![549]

тадж. 5, 387

836. Величие Тимура

Однажды разговор зашел о величии Тимура. Присутствующие говорили о его силе и могуществе и восхваляли его. Наконец городской правитель сказал:

— Сколько бы ни было в этом мире повелителей, Тимур среди них — великан.

Сидевший в стороне и до тех пор молчавший Молла вмешался в разговор:

— Поменьше возносите его. Каким бы великаном он ни был, а все-таки верблюд больше!

азерб. 6, 51

837. Хвастовство

Обходя со свитой дворцовые конюшни, Тимур остановился перед чистопородным конем и спросил у Афанди:

— Как ты думаешь, годится этот конь, чтобы носить такого великого полководца, как я, во время битвы?

— Нет, — ответил Афанди.

— Так может, этот конь подходит, чтобы я, лучший охотник в мире, гонял бы на нем дичь?

— Нет.

— Или я бы, самый видный батыр на земле, поехал свататься к самой красивой принцессе Индии?

— Нет!

— Так для чего же годится мой конь? — воскликнул раздраженный Тимур.

— Чтобы я сел на него и ускакал отсюда, и не слушал хвастовства повелителя мира.

узбек. 7, 133

838. Смерть минует Моллу

Однажды Тимур спросил у Моллы:

— Молла, скажи правду, хотелось бы тебе стать повелителем?

— Не дай бог, — ответил Молла Насреддин. — Что мне, самого себя не жалко?

— Почему? — спросил Тимур.

— За свою скромную жизнь видел я, как умерли два повелителя. Бог даст, еще двух провожу на кладбище. Но ни один из этих повелителей не видел кончины Моллы Насреддина.

азерб. 6, 40

839. Советы Насреддина

Насреддин сидел у правителя и давал разные советы об управлении государством и людьми. Правитель увидел, что Насреддин не перестает болтать попусту, рассердился и крикнул:

— Глупец! Откуда у тебя такая дерзость, — вести эти речи в присутствии такого великого человека, как я?

— От моего незавидного положения, — ответил Насреддин.

перс. 8, 97

840. Эфенди-художник

Эфенди вошел к падишаху, когда тот рассматривал какой-то рисунок.

— Смотри, эфенди! — сказал падишах. — Как хорошо художник изобразил дехканина!

Могучий, прекрасного телосложения дехканин, работающий кетменем* в поле, был изображен мастерски. Трудно было бы лучше передать блеск капель пота на его загорелом лбу, напряжение жил его мускулистых рук.

— Нет! Не талантлив этот художник! — упрямо сказал эфенди. — Если б подданного вашего величества пришлось изображать мне, я бы сумел это сделать лучше!

Возмущенный падишах положил перед эфенди кисть, краски, бумагу:

— Рисуй сейчас же! Но если твой рисунок выйдет хуже этого, — получишь от меня семь пощечин!

— Повинуюсь! — сказал эфенди и быстро принялся за работу. Под кистью эфенди на бумаге возник худосочный урод, с тонкими, как у паука, кривыми ногами, сгорбленный и тусклоглазый.

— Что это? — в негодовании воскликнул падишах. — Довольно! Подставляй щеку!

— Государь! —