Шрифт:
Закладка:
Шереметев не мог удержаться от слёз. Нет, он не заплакал, но почувствовал неприятную, хотя и очищающую влагу, наполнившую глаза. Ваня делал его более живым, более правильным. И он всё ещё оставался его сыном.
–Как это я мог не прийти? Я ведь тоже очень сильно скучал по тебе.
Он с любовью погладил тёмные слегка завивающиеся волосы Вани и щёлкнул того по носу. Потом ещё раз крепко прижал к себе сына, краем глаза замечая, как в коридор из комнаты выходит Ирина.
–Я рада, что ты пришёл.
–Я тоже рад,– довольно прохладно ответил Антон.– Я забираю его, как и договаривались?
–Куда забираешь?– тут же встрепенулся Ваня.
–С крестным своим знакомить.
–С каким крёстным? У тебя есть крёстный? Почему я его не знаю?– Миллион вопросов, словно из пулемёта, вылетали из Вани.
Опустив сына на пол, Антон сжал его маленькую ручку в ладони и повернулся к двери.
–Не знаешь, потому что возможности познакомиться не было.
Когда они с Ирой начали встречаться, жизнь его радикально переменилась: потерялись отношения с родителями, семейные встречи сошли на нет, с друзьями разрушились контакты. Ирина перетягивала на себя всё внимание. Это то, что ей было нужно – он у её ног двадцать четыре на семь. Сколько раз она исподволь заставляла его выбирать между ней и другими, а он, как идиот, вёлся, только бы сохранить мир в семье.
Их отношения были больными с самого начала.
Его родители хоть и организовали его обучение в Лондоне, предполагали, что он вернётся в Россию, они не поддерживали их решение остаться в Англии, а так хотела Ира. В день собственной свадьбы Антон переругался с матерью, даже на пороге ЗАГСа она пыталась отговорить его от брака. Жаркий спор надломил их отношения, и они уже никогда не были прежними.
Ирина не любила праздников в семейном кругу, особенно в его семейном кругу, поэтому контакт с родственниками потерялся достаточно быстро. Поначалу он постоянно слышал с их стороны: «когда ты приедешь, ждём в гости, не забывай о семье…» Он и не забывал. Семья, как прошлое, всегда существовала для него где-то там, за спиной. И почему-то Шереметев был уверен, что успеет вернуться, что ничего не потеряет во время разлуки, но он выпал или, вернее, семья выпала из поля его зрения.
Вот почему он так удивился, узнав, что Виктор женат.
–Так, у меня есть условие,– затормозил Ваня.– Я пойду знакомиться, если купишь мне мороженое.
–Хорошо, маленький шантажист.– Шереметев снова взъерошил волосы сына.– Теперь попрощайся с мамой.
–А она не с нами?
–Нет, Ванюш, у мамы дела.
Ирина наклонилась поцеловать румяную щёчку сына.
–Хорошо проведите время.
Потом она что-то говорила, но Антон не смотрел на неё, кажется, муха на обоях была достойна большего внимания, чем эта лгунья, предавшая его, он лишь вздрогнул, когда она обратилась к нему напрямую.
–Антон, ты меня совсем не слушаешь!
Ох, как ему не нравилась эта фраза. Он тут же вспомнил, как она бросала ему в лицо ещё в их лондонской квартире:
– Эй, ты меня не слушаешь что ли? Шереметев, я с тобой разговариваю.
– Ир, ну, прекрати. К чему твоя истерика эта, я вообще не понимаю.
– Ты, блин, никогда ничего не понимаешь. Потому что не слушаешь и не слышишь.
– Не начинай…
– Нет, это ты не начинай. Я устала… устала лгать самой себе, устала лгать тебе. Я вообще устала от этой семьи. Лживой напрочь.
– Лживой напрочь? Ты о чём вообще?
Ира заметалась по комнате, потом замерла, на мгновение прикрыв пылающее лицо руками, и сбросила на него бомбу.
Сказала, что Ваня не от него…
Сейчас же Антон ощутил, что больше не может находиться так близко к бывшей. Поэтому игнорируя её недовольное фырканье, взял сына за руку и ушёл. В конце концов, она отвела ему время наедине с Ваней, и оно уже пошло.
* * *
Антону показалось, что Алису впечатлили манеры Ивана. Он подал ей руку и даже поклонился, за что заработал двойную порцию мороженого и щедрую добавку шоколадного сиропа сверху.
–Какой ты галантный,– пропела Алиса, подмигивая маленькому шкоднику.
–Спасибо, мама тоже так говорит,– ответил мальчишка, засовывая огромную ложку мороженого в рот, ему было трудно что-то добавить, потому что процесс поедания десерта поглотил его полностью.
Он сидел на высоком стуле возле кухонного островка и болтал ногами в воздухе. Шереметев позволил себе внимательнее посмотреть на сына. Он боялся делать это с первого дня, как узнал о предательстве Ирины. Кажется, даже нарочно подтёр его образ в памяти, чтобы не сидеть, не анализировать и не строить предположения о настоящем отце Ванечки. Тёмные волосы, ближе к тёмно-русому, тёмно-зелёные глаза, маленький аккуратный носик.
–У вас, господин Шереметев, прекрасный сынок,– с улыбкой ворвалась в его мысли Алиса.
Ваня отвлёкся от мороженого и обратился к отцу.
–Можно я тоже буду господином Шереметевым, пап? Мне нравится, как это звучит!
–Конечно, можете, господин Шереметев-младший,– вместо Антона ответила Алиса, садясь на стул напротив Вани и заглядываясь на него.– Кстати, кажется, я тут где-то видела шоколадное печенье, надо поискать… Как насчёт поломать его и покрошить в мороженое?
Ваню не стоило и спрашивать.
–Круто!– тут же воскликнул он, размахивая ложкой.
Антону захотелось закатить глаза. Одна помешалась на «господах», второй выпустил внутреннего «сладкоежку» на волю.
–Роман Сергеевич дома, Алиса?
–Да, с госпожой Викторией в своём кабинете.
–Побудешь с Ваней?
–Без вопросов,– подмигнула она и слезла со стула, отправившись на поиски шоколадного печенья в многочисленных ящиках кухонного серванта.
Шереметев шёл по огромному пустому дому и думал, что со вчерашнего дня его помимо всего прочего одолевало странное мысленное противостояние, которое касалось непосредственно Виктории Ерохиной. Вчера утром он был уверен, что хочет всё рассказать крёстному. Зачем ему нести груз чужой тайны, тем более, жены Виктора? Потом он и Витя, как никак, были роднёй, а выходило, что брат не знает ничего о своей жене, ни о её жизни, ни о секретах. С другой стороны, Антону не хотелось брать на себя ответственность за то, что его не касалось.
Да и Виктория была права, назвав его любимым крестником Ерохина, который не навещает семью.
Шереметев дважды постучал в дверь кабинета, но ему не ответили, поэтому он просто немного приоткрыл её и заглянул внутрь, надеясь, что не помешает ничему важному.