Во всем услышанном Иван Алексеевич видел как разумное зерно, так и что-то неприемлемо глупое, чудаковатое.

Несмотря на молодые годы, Лесин уже был матерым чиновником, а потому в подобные моменты сомнений с плеча уже не рубил. Он знал, что таким мыслям следует отлежаться, попривыкнуться и тогда через два-три дня к ним можно снова вернуться и сделать итоговый вывод. Ту же технику Лесин решил применить и на этот раз. Тем более, что для пикировки с профессором у него не было ни должной подготовки, ни желания.

— Петр Леонидович, — заговорил Лесин после нескольких минут молчания. — А что это за штуковина у вас на шее? Впервые такую вижу…

Иван Алексеевич намеренно соврал, чтобы у Калабина тоже была возможность солгать и тем самым раскрыть себя.

— А, это… — Калабин почему-то поперхнулся. — Новое изобретение… опытный экземпляр…

— Вот как! Жуть как интересно! Петр Леонидович, а как оно работает?!

— Не могу сказать. Не время еще, — Лесин почувствовал, что профессор нервничает. — Это средство коммуникации. Сейчас в режиме тестирования. Это все, что могу тебе сказать…

Иван Алексеевич понял, что с этим нашейным гаджетом не все так просто. Слишком уклончиво отвечал профессор, слишком явно хотел скрыть то, что ранее никогда от него скрывать бы не стал.

— Вообще, профессор, я диву дивлюсь, — пошел в атаку Лесин, — как вы, постоянно разгуливая, да виды местные рассматривая, успеваете столько открытий делать? Как это вам удается? — эта мысль только сейчас пришла ему в голову, и он выложил ее на стол не раздумывая. — Да и с вашим подходом к людям, как программкам, если вы, конечно, искренне об этом говорили… Не пойму, зачем вам, такой мудрой и разумной программе, заниматься всей этой чушью — изобретениями, биржей, на благотворительность жертвовать?!

— Хм… — Калабин недовольно ухмыльнулся. — Во-первых, Ванечка, для изобретений важно не время, а идеи. А во-вторых, любой программке надо себя чем-то занимать. Вот я и занимаю. Ты вот государственной службой себя тешишь, а я — наукой, прогулкой и размышлениями странными…

К моменту, когда профессор закончил свой ответ, он уже в должной мере успокоился и взял себя в руки. Это означало, что теперь он будет делать намного меньше ошибок, и Лесин может так ничего и не узнать.

— А как же биржа? — поняв это, Иван Алексеевич продолжил атаковать, доставая оставшиеся у него козыри.

— Биржа? Ванечка, да кто ж сейчас сам на бирже играет? Программу раз написал, она и зарабатывает…

— Ладно, Петр Леонидович, дело, в конце концов, ваше, — Лесин сделал вид, что отступает, — я же обещал вас сильно не донимать. Я б еще только в гараж к вам заглянул, тогда уж бы и поехал домой. Очень мне там в прошлый раз понравилось! Все кипит, ворочается, что-то-то постоянно рождается! Ни на что не променял бы те ощущения, что испытал тогда!

Густо сдобренная лестью ловушка, к глубокому сожалению Ивана Алексеевича, не сработала.

— Нет, Вань, нельзя тебе туда, — спокойно и совершенно твердо, с некоторым оттенком грусти, ответил Калабин.

— Нельзя?! Профессор, да помилуйте! Что ж там у вас такого секретного, что мне показать нельзя? Я ж не шпион какой и не конкурент вам, да и вообще в науке мало смыслю. Чего вам опасаться-то? Поброжу-погляжу, с ассистентами вашими пообщаюсь, на роботов подивлюсь. Не убудет же с вас!

— Нельзя — это значит нельзя. Теперь у меня ассистентов нет, и я туда никого не пускаю. Даже тебя. Все, Вань, прощай! — он встал с места и подал Лесину вялую ладонь. — Передай в Кремле, чтобы решали свои геополитические задачи без меня. Пожертвую им вдвое больше, помимо налогов… Прощай!

Быстрыми шагами, почти бегом, Калабин добрался до своего электромобиля — крохотного, как капсула на одного человека, но с большенькими колесами.

«Электровездеход, — со знанием дела сказал про себя Иван Алексеевич, разглядывая транспорт профессора. — Масса маленькая, везде проедет. Только лежать в нем как дураку надо — в небо смотреть постоянно…»

Хотя Калабин дважды попрощался с ним, уехать Иван Алексеевич не мог. Выданное ему задание выполнено не было. Не было и ощущения, что он сделал все, что только мог сделать и даже больше, чем мог бы сделать кто-либо другой. Оправдать и принять такое поражение Лесин не мог. Тем более когда он понял, что с ангаром и ремешками на шее дело не совсем чистое.

— Совсем не чистое, — бурчал себе под нос Иван Алексеевич, медленно топая к своему лимузину. — Что-то должно в его гараже быть! Что-то, что объяснит его причуды и все эти парадоксы. Может, работает на Китай? Или Штаты? — вдруг предположил Лесин, вспоминая, что за пять лет своего затворничества Калабин все-таки раз участвовал в одном российско-китайском проекте. — Нет, исключено. Готовит что-то сногсшибательное? Вряд ли. Может, наркотики синтезирует? Вот это очень даже может быть… Учитывая ту ересь, что он мне сегодня-то нес!

Усмехнувшись этой догадке, Иван Алексеевич уселся в машину.

«Кстати, а зачем программке анализа наркотики? Для кайфа? Но как программка получает кайф? Черт, чего ж я об этом Калабина не спросил?!»

Довольный, что нашел в рассуждениях профессора очередную брешь, Иван Алексеевич скомандовал ехать в отель, но непременно по шоссе, проходящему рядом с владениями Калабина.

Когда они оказались у знакомых ворот, Иван Алексеевич дал указание сбавить скорость, чтобы разглядеть происходящее. Снова на разгрузке стоял грузовик, той же транспортной компании, что и в прошлый раз; на этот раз без водителя. Снова шустрили маленькие роботы, работала подъемная клешня.

Лесин коварно улыбнулся. План у него уже созрел, и по пути в Калугу оставалось лишь отточить отдельные его детали.

Дольше прочего Иван Алексеевич думал над тем, кому ему дешевле стать обязанным — калужскому губернатору или службе государственной безопасности. Обязательства перед первым, как рассудил Лесин, потребуют больших затрат, зато со вторыми могло получиться как с лисой, которую пускаешь в курятник.

«Присвоят все заслуги себе, а еще хуже, если упекут моего профессора за решетку. За наркоту или еще какую запрещенку…»

Губернатор сразу ответил на вызов:

— Иван Алексеевич! Чем обязан тебе, дорогой?