ход, но сейчас же двинулась вперед. Блюститель порядка, бегая от дома к дому, стал созывать дворников, которые почему-то не появлялись. Толпа продолжала свое дело. Тогда околоток, схватившись за саблю, хотел преградить ею дорогу, но, побоявшись угроз, бледный, стал обходить толпу по Канатной ул., направляясь к воротам фабрики Высоцкого. Здесь он снова пытался остановить рабочих. Раздался выстрел в воздух, и околоток побежал без оглядки в полицейский участок. Рабочие предоставили околотку собирать полицейских, а сами в это время вызвали довольно быстро рабочих с фабрики. Вышедшие из фабрики 500 человек присоединились к толпе и вместе направились по Канатной ул. в типографию Левенсона. Рабочие последней быстро бросили работы и присоединились к с’емщикам. Толпа достигала 800 человек. На углу Канатной и Еврейской рабочие остановились. Предстояло итти на Новорыбную, где находится много мастерских. Прежде чем направиться в один из указанных пунктов, оратор собирается произнести речь; со стороны Троицкой появляется отряд полиции. Рабочие остановились и медленно стали подаваться назад. Полиция приблизилась и без всякого предупреждения стала стрелять. Раздались душу раздирающие крики. Толпа бросилась по Канатной и Еврейской. Со стороны Карантинного переулка появился новый отряд полиции, среди которого были и хулиганы. Соединившись, они стали избивать всех без разбора. Толпа разбежалась. Осталась только полиция и два смертельно раненных шашками товарища.

Несколько времени спустя стрельба началась на Преображенской. Здесь полиция стреляла целый день с промежутками в два-три часа. Несмотря на это, толпы собирались каждый раз и плотными массами двигались взад и вперед. Сколько было залпов на Преображенской ул. — установить нельзя, ибо стреляли беспорядочно, так что получилась картина беспрерывной стрельбы. В этот же день стали закрываться магазины, банки и т. п. Войск пока было мало. Действовала, главным образом, полиция. Городовые мчались по улицам, размахивая в одной руке револьвером, в другой шашкой, однако, большинство выстрелов были холостые, иначе трудно себе об’яснить поразительно малое количество жертв при почти непрерывной стрельбе. А стрельба была во множестве пунктов. Масса металась с улицы на улицу, не рассеиваясь хотя более чем на 15 мин. В пяти-шести пунктах воздвигали баррикады, валили конки, возы, таскали доски, но при первых же выстрелах участники сейчас же разбегались. При постройке баррикад выдающуюся роль играли уличные дети. С поразительным бесстрашием кучка мальчуганов окружала конку, высаживала пассажиров и мгновенно валила вагон на самые рельсы. С полудня движение по некоторым линиям приостановилось. К этому времени были остановлены работы почти во всем городе и отчасти на окраинах. Остановка работы всюду сопровождалась избиением, залпами. Масса была без оружия, и где были под руками камни, они пускались в ход, не причиняя казакам особенного вреда. В течение дня раздались в различных пунктах приблизительно 10–15 выстрелов из толпы, некоторыми из них были ранены городовые, околоточные надзиратели, помощник пристава, казаки и проч.

После столкновения и споров с зубатовцами, на собрании у завода Гена было принято предложение товарища итти в город, остановить все заводы и устроить всеобщую забастовку в знак траура по убитым товарищам. Оставшиеся товарищи (1500–2000) приняли это предложение и двинулись в путь окольной дорогой, избегая столкновения с войсками, к водокачке. Толпа растянулась почти на 3–4 квартала, захватывая и увлекая за собой всех рабочих, которые попадались по дороге. Вооруженного отряда не было, не было решительно никакого оружия. Все чувствовали, что при первом натиске неприятеля вся масса обратится в бегство. Раньше всего остановили водокачку. Долгий и протяжный гудок оповестил всех, что передовой отряд остановил уже водопроводную станцию. Гудки продолжались еще с полчаса, и масса успела пока подойти к станции. Решено было итти на завод Шполянского, на котором работает около 600 человек. Но вдруг показался пассажирский поезд, и небольшая часть товарищей бросилась останавливать его. Поезд был остановлен. Нужно было видеть испуг буржуазной публики, бывшей в поезде, когда одному рабочему пришла мысль пригласить всех пассажиров присоединиться к толпе. Умоляющим голосом просили они нас не тревожить их, уверяли в своем сочувствии и т. д. Не желая терять времени, двинулись дальше. Вскоре мы очутились у завода Шполянского и остановили его. Рабочие приветствовали нас и охотно присоединились. Около завода была произнесена небольшая речь, масса достигла уже 3.000 человек. Все направились к насекальному заводу. Там мы освободили задержанных из числа с’емщиков 18 товарищей, остановили завод, перерезали телефон и направились на Слободку Романовку, к заводу Арбаса. По огромной поляне тянулись пролетарии и производили глубокое впечатление на всех встречных. Из ближних домов и улиц высыпал народ, чтобы подивиться этому оригинальному походу рабочего класса. Настроение было повышенное. Но тех, кто вел за собою эту массу, сильно угнетало отсутствие какого бы то ни было оружия и организованности. К часу дня мы были уже на Слободке Романовке и двинулись по направлению к городским прачечным. Здесь наше шествие закончилось. На площади нас встретил полицейский наряд с приставом во главе. Несколько рабочих бросились на пристава, желая отнять у него шашку и револьвер. Полицейские стали стрелять, и рабочие бросились врассыпную. А, ведь, толпа достигала 3.000 человек. Впоследствии оказалось, что полицейские стреляли холостыми зарядами.

К вечеру рабочие стали стекаться из города на Пересыпь, где около железнодорожного моста и на мосту собралась внушительная толпа. Рабочие прекратили железнодорожное движение. Полиция бездействовала, не препятствуя рабочим собираться. Казаки находились неподалеку; их офицеры уверяли, что не будут больше стрелять в рабочих, а один уверял, что они послали министру телеграмму с отказом стрелять. Внизу рабочие беседуют с казаками, передают, что некоторые из них со слезами на глазах говорят о стрельбе в рабочих… Настроение приподнятое. Рабочие кучками беседуют о событиях: все говорят об оружии, обвиняя организацию в бездействии на этот счет.

Но вот появляется оратор, хорошо известный пересыпским рабочим. Рабочие окружают его. Я стоял далеко от него, до меня долетали лишь отдельные фразы: «Довольно мы терпели от царского правительства, довольно мы терпели все его преступления… Настало время, когда мы все, как один человек, должны подняться на защиту своих прав…». Толпа жадно внимает словам товарища, и когда он заканчивает свою речь нашими лозунгами, призывая всех стать под знамя социал-демократической партии, — в ответ ему раздается мощное «ура», и воздух снова оглашается теми же лозунгами.

После него говорит другой оратор. К сожалению, речь его не соответствовала ни настроению рабочих, ни задачам социал-демократии. Сущность ее сводилась к тому, что рабочие не должны выступать в данный момент, так как они еще не организованы и не имеют оружия. Речь его неоднократно прерывается рабочими… Резкий протест вызывают слова этого оратора, когда он говорит: «Настоящая