— Не за этим, но твоя помощь… твое невмешательство мне бы сейчас очень пригодилось.

Скимах встал и прошелся по комнате. Бёрн следил за ним с нарастающим беспокойством.

— Ладно, скажу как есть. Учти, выбора нет. У тебя здесь живет девочка, Лишка из Осинец. Не знаю, назвала ли она тебе свое настоящее имя, когда пришла, но узнать ее легко — у нее на лице следы черного мора и левая рука присушена. Отдай мне ее, — скимах вытянул руку, предупреждая движение Бёрна, — Спокойно! Дослушай меня. Отдай девочку и я позволю тебе увести всех остальных туда, куда захочешь. Я дам вам месяц. Проклятье! Я даже расскажу тебе, как мы вас засекли. А лучше всего пойдем с нами. Прошу тебя.

Он сел на лавку. Бёрн стоял посреди комнаты. Грузная, действительно, медвежья фигура его закрывала свечи и бросала большую черную тень на лавку, где расположился гость.

— Это и есть твоя новая вера? — спросил он наконец. — Веришь в то, что малое зло необходимо для предотвращения большего?

— Хватит! — внезапно взорвался скимах, — Не разыгрывай мне Великую мать. У всего есть цена, ты сам сказал. И, кстати, она-то свою цену заплатила. Великая мать — Великая жертва. Ты всегда был ее почитателем, не пойму, правда, почему. Ну так повтори подвиг. Отдай одного, чтобы спасти многих.

— Это не повод для шуток, ты не находишь, — сжал кулаки Бёрн.

— А я не шучу! — тоже поднялся скимах, — Тоже мне, защитник обездоленных. Ты знаешь, сколько жизней положили некоторые твои послушнички на пути к тебе под крыло?

— Они защищали свою жизнь.

— Или мстили!

Мужчины стояли друг против друга, тяжело дыша и яростно глядя друг другу в глаза. Наконец Бёрн опустил взгляд.

— Аскольд, одумайся. С кем ты воюешь? Посмотри, кто на твоей стороне. Эти выжлецы, эта банда дорвавшихся до власти и безнаказанности ничтожеств.

— На этом закончим, — оборвал его скимах, — Бывший верховный маг северных воинов, именем Нового бога требую у вас выдачи ведьмачки по имени Лишка из деревни Осинец. Кроме того повелеваю всем, нашедшим пристанище в вашем скиту сдаться и проследовать за мной для справедливого суда.

— Ничего не выйдет. Девочки здесь нет.

— Твое вранье бесполезно. Я точно знаю, что она тут.

— Она была тут. Еще в начале нашего разговора была. Теперь она уже далеко.

— Как?!

— Меня предупреждали, что вы явитесь за ней, и чтобы я был готов. Что удивлен? Кое-что еще могу.

— Идиот! — закричал на него скимах, — Ты же был мне как брат! Зачем? Ты не оставил мне выбора.

— Так говорят многие подлецы… — ответил, отворачиваясь к окну Бёрн.

В синем сумраке зарождающегося утра он увидел две цепочки выжлецов, расставленных вокруг скита. Знак кольца, выбитый на ладони скимаха запульсировал и начал светиться приглушенным синим светом.

…

…Страшен был безумный Намир-проклятый братом. С той ночи, когда прозвучало Пророчество, не было покоя первому богу, яростным вихрем носился он над Землей, круша храмы Аримана, стирая саму память о нем, убивая всех, кого тот коснулся в своем последнем усилии. Много ли нас пережило те дни? Кто знает… Страшные картины рисуются моему взору и я содрогаюсь и плачу по братьям своим. Но страшнее всех разрушений то, что творилось в душе Намира. Крики и скрежет зубовный — вот, что стало его уделом. И собственные сыновья отринули отца. В ужасе искали они убежище, но нигде не могли быть спокойны, ибо знали о пророчестве, и видели, что отец задумал их лишить жизни. Ярла же оплакивала Аримана, но скованная волей Намира, не смела помешать дяде ни в чем. Меж тем время шло, мирозданье сотрясалось от ярости одинокого бога. Страх порождал ненависть, ненависть отражалась страхом. Неисчислимые беды обрушились и на людей — творение Аримана. Строгий закон был дан им богом. И был он так тяжел, что слабые люди не могли его нести на своих хрупких плечах. Но не было снисхождения в душе Намира, и радовался он возможности карать отступников. В припадке безумия затопил Намир землю. И воды потопа смыли живое, и разделили историю на до и после, и только немногим удалось спастись. И возопили люди оплакивая свою жизнь, и смеялся Намир, сидя на троне своем. И говорил, что получили они по делам своим. В тот же день призвал он к себе Ярлу и велел ей найти сродных братьев и передать старшему Парсу приглашение на пир. «Пусть принесет мне страшную клятву на крови, что не поднимет на меня меч, и я приму его в дом к себе. Тяжело мне жить в разлуке с сыновьями, и стар я становлюсь, и нужна мне поддержка». Поклонилась тогда Ярла и впервые за долгое время посветлело в ее сердце — тронула его надежда теплым лучом. На своей колеснице, запряженной лебедями, поспешила богиня на поиски братьев-богов. Ей найти их было проще, ибо не от нее скрывали дети Намира свое убежище. Ярла облетела Ирий и тонкий мир, что отделяет его от зримого царства. Затем облетела Ярла и мир вещей, не пропуская ни небо, не землю, ни воды. Наконец, спустилась в мрачное царство теней, что стоит от Ирия дальше всех, чтобы горестные вздохи не тревожили покой богов. Именно там, на дальнем острове, посреди реки забвения, нашла она Парса с братьями. Молча выслушал Парс посланницу, потом повел ее в свои покои. Там указал ей на птицу-кукушку, что сидела на спинке его лежанки. «Отцы наши дали птицам возможность подниматься до самого Ирия, и услаждать слух богов пением, — сказал Парс. — Но не только голос есть у этих созданий, но и слух, на мое счастье. Поведай нам, что слышала ты в доме у отца моего!». И стала петь кукушка. И печальна была песня ее. Пела она об отце, задумавшем убить сына. Пела о готовой западне, об обмане и предательстве. Пела об обреченных младших богах и гибнущей земле. И зарыдала нежная Ярла, но Парс взял ее руку и отвел к братьям, а сам сел в лебединую колесницу и помчался навстречу судьбе. И задрожали все слои сущего, и свершилось пророчество, ибо после встречи из дома бога вышел не Намир, но сын его. И были его руки в крови. Так стал он верховным богом. Парс — вседержитель. Парс — великий. Парс — отцеубийца…

Глава 6

Лишка и Юрок-ай-Тойон сидели в низком деревянном срубе около выложенного прямо на полу очага. Сыроватые поленья горели неохотно, выпускали искры, трещали,