— Ну, уж нет! Я звоню Саше!

— А звони. Привет ему. Передай, что коньяк божественный.

Ира откинулась на спинку кресла, закурила, потягивая благородный напиток. Интересно, есть одноклассницы, сослуживцы. А как называют прилично товарок по члену?

Накидывая варианты, Ира даже развеселилась, потихоньку пьянея. Надо было хоть что-нибудь поесть перед тем, как пить. Из квартиры доносились обрывки разговора, сначала требовательным тоном, потом фразы Алины становились все тише и жалобней.

Ее квартира, ну да, ну да. Неужели такие куклы безмозглые и нужны мужикам? А ведь девочке уже не восемнадцать, чтоб так тупить. Кстати, а сколько ей? А, не важно.

Телефон ожил входящим вызовом отца:

— Привет, дочь, говорят, ты раньше приехала.

— Правду говорят, пап. Привет.

— Женя во сколько будет?

— Часам к шести.

— Я освобожусь около восьми. Эта сейчас соберется, уедет к матери, я ей снова сказал, что замуж возьму, она и уши развесила, все сделает, лишь бы рыбка с крючка не сорвалась. На коньяк сильно не налегай, а то девочки не догонят. Бахтияр хочет приехать к тебе, ты как?

— Пить будет?

— Будет, — после секунды молчания, видимо, спрашивал друга, ответил отец.

— Отлично. Жду.

— Люблю, целую, держись. Надеюсь на твое благоразумие, дочь.

— И я на него надеюсь, пап. Люблю тебя!

Пока девица собиралась, всем видом выказывая гостье недовольство и возмущение, Ира налила себе еще, набрала в чате родственников сообщение об отмене свадебного торжества, причине и заверениями, что с ней все отлично. Оттягивать неизбежное не было больше смысла.

С самой обаятельной улыбкой помахав напоследок стоящей на пороге квартиры Алине, поморщилась от громкого звука захлопнувшейся двери. Никакого воспитания у дамочки.

А предыдущим своим пассиям отец при расставании оплачивал все их прихоти, заваливал дорогими подарками. Надо, кстати, Лере позвонить, узнать, как дела.

Отпивая коньяк, поговорила с матерью по телефону, бездумно кружа по пустой квартире, выпустила из комнаты недовольно орущего кота. Автоматически подобрала брошенную Алиной на диван заколку для волос, понесла ее в комнату отцовской пассии.

Отдельная спальня, надо же. Вся в рюшах розовых кровать, редкостная безвкусица, розовый шкаф с огромным зеркалом, на туалетном столике беспорядок. Ирина вдруг застыла, увидев себя в отражении, пьяно хихикнула. Интересно, Виталик поглядывал победно на свою тушку, развлекаясь в этом розовом гнездышке? Адреналин, наверное, зашкаливал у Пингвинчика, как же, натягивал любовницу босса в его же доме!

От представленной картины потемнело в глазах, алкоголь наложился на обиду и злость последних событий, и бокал с остатками напитка полетел в зеркало. Придумав маленькую месть, девушка сбегала на кухню, взяла самый длинный нож, вернулась в комнату соперницы и безжалостно воткнула лезвие в чужую постель, еще, еще и еще, пока рука не заболела:

— Вот тебе, вот тебе, вот! Получай, сука!

Перья летели из подушек, жалобно тренькнула пружина, выскакивая из матраса, пух радостно кружился по комнате, засыпая все вокруг, будто метелью.

В пьяном кураже Ирка распахнула двери шкафа, вывалила на пол чужие вещи, разбрасывая по комнате и безжалостно топча. Смахнула с многочисленных полочек фарфоровых пастушек и балерин, безвкусный новодел. Схватила со столика ножницы, рванула на себя верхний ящик комода. Выкрикивая проклятия вперемешку с рыданиями, кромсала тонкое кружево нижнего белья женщины, укравшей ее мечты…

Внезапно сильные руки обхватили ее сзади, сковав движения. Ножницы выпали из рук, рыдания перешли в истерический вой.

— Поплачь-поплачь, девочка, не держи в себе, хочешь, я тоже буду плакать с тобой, малышка? — раздалось над ухом шаляпинским басом с еле уловимым акцентом. Бахтияр слишком хорошо знал свою любимицу, и мысленно вознес хвалу Богу, что решил приехать, поддержать ее.

Гордый представитель крохотного народа удинов[1], после армии выбрал профессию защитника Родины, гордился этим, и заплатил за свой выбор страшную цену, потеряв любимую жену и детей в вихре междоусобных войн на постсоветском пространстве, когда вчерашние соседи в братских республиках вдруг стали врагами…

Бахтияр никогда не забывал, как в далеком девяносто третьем выл, упав на колени, в полуразрушенном доме, глядя на три засохших бурых пятна, все, что осталось от его семьи. И как раздалась трель телефона, странно уцелевшего в развалинах комнаты, и Сашка, мальчишка, выросший на его глазах в мужчину, отца молодого семейства, после разговора коротко произнес в далекой Казани: «Приезжай».

Больше ему некуда было податься, в целом мире не осталось ни родни, ни друзей, кроме семьи, что в его счастливом детстве и юности каждое лето приезжала отдыхать с маленькими мальчишками, Сашкой и Артуром в маленький городок у теплого моря.

Надо же, двадцать четыре года пролетело, как один миг, казалось, еще вчера он стоял, растерянный, в суетящейся толпе, сжимая вещмешок в руках и медвежонка, что купил на полустанке незнакомой девочке. Хотел уже развернуться и самостоятельно искать ночлег в чужом городе, вдруг услышал тоненький голос снизу: «Бахтияльчик, мы здесь!», подхватил на руки несущийся к нему рыжий комочек в смешных зеленых штанишках. Прижал, вдохнул детский запах, слушая лепет ребенка, совершенно не испугавшегося его, огромного, пропитанного запахами дешевого плацкарта: «Бахтияльчик, папа сказал, чтоб я искала са-а-амого большого дядю, и я тебя нашла! Давай длужить?».

И жизнь его наполнилась новым смыслом.

Маленькая дочь друга детства отогрела его сердце, выросла на его глазах, заменила погибших сыновей. Огромный горец стал для малышки дядькой-воспитателем, доверенным всех ее тайн, все свободное время проводил с ребенком, не спуская с рук рыжую проказницу.

— За что, Бахтияр, ну за что? — рыдала девушка, зажатая тисками крепких рук. — Почему она? Чего ему не хватало?

— Я не знаю, Ириска, не знаю, знал бы, почему люди поступают так, рассказал бы… — прихрамывая, осторожно увел в зал плачущую девушку, усадил на диван. Достал из кармана упаковку бумажных платочков, и, как маленькой, вытер слезы, заставил высморкаться, приговаривая разные глупости, как раньше, когда любимица разбивала коленку или получала несправедливую оценку в школе.

Но на коленку можно было подуть, залепить пластырем, или, на худой конец, подорожником, а как успокоить боль разбитого сердца, старый горец не знал.

— Бахтияр, я, что, страшная? Тупая? Неряха? Что во мне не так?

— Не ищи проблему в себе, девочка, ты не имеешь права так себя унижать! Просто он — подлец…

— Но ведь я его выбрала, Бахтияр, это был мой выбор! Я позволила так с собой поступить, понимаешь? Что теперь делать мне? Давай, расскажи мне сказку, что время лечит…

— Время не лечит, Ириска, — посуровел друг. — Лечат люди, новые встречи, заботы, проблемы и радости, поверь. Ты правильно решила уехать,