— А как Ирка отнесется? Я не собираюсь тебя теперь отпускать, придется однажды рассказать ребенку.

— Ты из-за нашей дружбы молчал? Ира поймет, я тебя, дурака, со школы люблю… Ну, или погонит ссаными тряпками, — усмехнулась, вспомнив угрозы подруги. Сползла к нему на пол, утонув в поцелуях любимого мужчины. — Я же каждую твою очередную курицу в мечтах расчленяла, в асфальт закатывала, по ноге к березам привязывала! Какой же ты дурак…

— Кровожадная моя. Моя. Любимая моя… Как давно мечтал назвать тебя так вслух, ты не представляешь. Прости меня за молчание. Я так боялся… Никогда ничего не боялся в жизни, а разговора с тобой — до трясучки.

— И я боялась, что на смех поднимешь, если скажу.

— А с Иркой решим. Если что, побежим вместе. Найдем убежище, переждем скандал, да?

— Вместе, Сашенька?

— Вместе, Жень. Теперь только так. Платье снимается сверху? — виновато спросил счастливый мужчина. — Кажется, я молнию на нем сломал…

По пути Ирина заехала в торговый центр, купила крепкие ботинки на толстой подошве, резиновые сапоги, милые разноцветные калошки, книг, еды на первое время. С каким-то новым для себя чувством прошла мимо любимых магазинчиков, правда, не удержалась, набрала пустяков для ванной комнаты. Не в речке же люди там моются? Когда уже выезжала с парковки, вдруг вспомнила, что еще необходимо купить, вернулась, приобрела подушки, одеяла, постельное белье, полотенца, быстро обрастая новыми вещами.

По дороге заскочила в любимую винотеку, бездумно набрала алкоголя, если придет время опять поплакать. Вбила в навигаторе новое название, посидела немного, закрыв глаза. Только на прошлой неделе сказала подругам, что ее жизнь неизменна и незыблема, и вот, через пять дней — только Шлиман едет с ней в новую жизнь.

— Так, себя не жалеть, улыбаться, и — только вперед! — сказала сама себе, повернула ключ зажигания.

Включив любовно собранный плейлист вразбивку, выехала с парковки на дорогу. Из динамиков хрипло отозвался Джо Кокер. Хороший знак. Ира увеличила звук, оглянулась на переноску, но Шлиман не повел ухом, дрых в теплом одеяле.

Город будто взбесился, не собираясь отпускать девушку, даже небо упало на дома серой подушкой, зацепившись за антенны, повисло грозовой тучей, уменьшая обзор.

Три раза стояла в пробке, внезапно закончился бензин, еле дотянула до заправки, ливень встал стеной на выезде из Казани, на трассе два раза нечаянно проехала поворот, не услышав за музыкой указания навигатора.

Но, близ Камы распогодилось, дождь уменьшился, а у райцентра из-за туч и вовсе выглянуло солнце. Дворники не так бешено мельтешили по стеклу, поэтому одинокую фигуру голосующего на остановке Ира заметила еще на повороте.

— В Лесной едешь, матурым[1]?

— Да, садитесь.

Мужчина уселся, по-хозяйски закинул под ноги сумку, щелкнул замком ремня безопасности и отвернулся в окно, давая понять, что не настроен на разговоры. Капюшон толстовки не давал разглядеть лица. Лет сорок-сорок пять, навскидку, высокий, видно было, что его длинным ногам неудобно, но отодвигать кресло не стал.

Идеальный попутчик, если бы от него не несло смесью алкоголя, табака и мужского пота. Особенно раздражал запах спирта, будто выпивоха только-только щедро плеснул на себя с ног до головы, не успев отхлебнуть.

Через пару километров, однако, он подал голос:

— Притормози, вон, бабка чешет, тоже наша, давай возьмем.

— В «бюро добрых дел» я еще не работала, — возмутилась бесцеремонностью попутчика Ира, но остановилась у обочины.

— Никогда не поздно начать, матурым.

Бабуся уселась на заднее сиденье, без умолку ворча про нерадивых водителей, проехавших мимо, про погоду. Бабке хотелось поговорить:

— Ты чьих будешь, девка, что-то я тебя не знаю. Для дачников рановато, на источник едешь? У нас таких машин не бывало, заработала, или подарил кто? И кем это работать надо?

— Бабуль, давайте договоримся на берегу, как говорил Чапай на берегу Урала, это не такси, развлекать разговорами, тем более, о своей личной жизни, я вас не собираюсь, едем молча, слушаем музыку.

— Грубиянка какая! — бабка обиженно зашуршала в сумках. К запахам мужчины прибавился ядреный дух квашеной капусты. — Не очень и хотелось с тобой разговаривать, и музыку твою поганую слушать!

— Терпим еще немного до поселка. Я — вонь из ваших сумок, вы — мой плейлист.

Только бабка открыла рот всласть побраниться с юной, но чересчур самоуверенной дамочкой, как раздалась стандартная мелодия самсунговского звонка. Мужчина со вздохом достал телефон, смахнул иконку вызова. Ира на автомате приглушила рвущуюся из динамиков мелодию скрипки потрясающего Дэмиена Эскобара.

Бабка изо всех сил подалась вперед, подслушивая тихий разговор.

— Да, еду, скоро уже буду. Сначала на работу, потом домой. Ужин? Попозже, сам погрею, отдыхай. Целую.

— Для хахаля своего и песни выключила, а он, слышала? Другую в трубку нацеловывает! Тьфу, городские! Ни стыда, ни совести!

Мужчина резко скинул капюшон, повернулся к недовольной пассажирке:

— Фирюза-апа, что Вы такое говорите!

— Ох, Решад Маратович, не узнала! Долго жить будете! А я к вам завтра собиралась, с утра, все равно в магазин побегу, да?

— Прием завтра с четырнадцати тридцати, — сухо ответил мужчина, дернув изогнутой натянутым луком верхней губой, вновь напялил на голову капюшон.

— Вы ж все едино на работе будете с самого утра, уж зайду.

Ира с облегчением сделала последний поворот, заехала в поселок, остановила машину:

— Так, приехали, надеюсь, содержательный диалог вы продолжите на улице.

Мужчина что-то буркнул похожее на «благодарю», выскочил на дорогу, вытащил сумку, закрыл за собой дверь.

— Эй, девка, до Цветочной улицы довези уж, сумки тяжеленные!

— Повторяю — в таксопарке не работаю, вылезай, бабуль.

— Чтоб твоя машина сломалась! Чтоб все колеса полопались!

— Не надейся, бабуль, америкосовский автопром надежен, как скала, его даже русские проклятья не берут.

Бабка с досадой хлопнула дверью, плюнула под колесо, привычно навьючила свои баулы на спину и бодро потелепала по дороге.

В левое окно аккуратно постучали. О, мужик-вонючка что-то еще хочет рассказать. Вздохнув, Ира опустила стекло. Не так она мечтала начать новую жизнь.

— Прости Фирюзу, матурым, она у нас местная достопримечательность, на голом полу сплетню станцует. А так она — бабка забавная. Кстати, на счет хахаля — я не против. Ты как, может, встретимся вечером для общего удовольствия? — в серых глазах случайного попутчика чертики выплясывали ламбаду. — Музыка отличная, как раз перекинешь мне.

— Слушайте, в вашей деревне все ебанутые, или есть просветы, как в том заборе? Не успела приехать, обозвали, почти поимели. Страшно с остальными соседями знакомиться.

— Это не по Озерной ли ты дом купила, матурым? И да, я ж тебе не любовь-морковь предлагаю, времени нет на эти ужимки и прыжки, просто