— И я бы так же судил, как вы, Иван Елистратович… — обратился он к Жаркову тоном дружеским и доверчивым. Все насторожились, — однако теперь сужу иначе. Потому что знаю, чего вы еще не знаете. Спросите вы лучше самого Павла, — хватит же у него совести подтвердить, что я говорю правду, — спросите его: когда и после чего он отказался от межпартийного суда над Прохором? Ведь и мы до сих пор не торопили с судом, ждали, — пусть вначале сами большевики подготовят дело. Но после того, как вчера из наших рядов был изъят всеми нами уважаемый товарищ, мы потребовали немедленного и беспристрастного расследования.

— Изъяли? Кого же это еще арестовали? — прошелестела по собранию тревога.

— Я вам скажу: арестован старый, опытный подпольщик, который, несмотря на наши предупреждения, продолжал до сих пор поддерживать связь с Прохором.

— Кто такой? Назовите!

— Назову. Это человек плоть от плоти и кость от кости рабочего класса. Павел, назовите его, вы всё это знаете… знаете и молчите. Товарищи, это Сундук! Сундук арестован, и есть основания думать, товарищи, что Сундук выдан Прохором.

— Вот значит, как вы оплачиваете вашему боевому наставнику за все, что он для вас сделал? — прокричал у самого моего носа тонконогий подручный Благова.

Благов ждет, он уверен, что сейчас должна обрушиться на меня лавина, сейчас должны понестись со всех сторон крики «стыд!», «позор!».

Как же мне поступить? Встать и, когда затихнут, сказать… ведь одно достаточно сказать: «Неправда, Сундук не арестован!!» И тогда я выбил бы оружие из рук врага, и сразу же все хитросплетение Благова повисло бы в пустоте. Но как же это — не сохранить, выдать партийную тайну?.. Это подвергло бы опасности поездку Сундука и поставило под угрозу всю ту пользу, которую эта поездка должна принести нашей организации… Может быть, сказать, что Сундук болен? Нет, самая малюсенькая щель в большой тайне расшатывает всю ее целиком, да и к тому же половинчатое умолчание только обостряет внимание врага и подсказывает ему, что здесь действительно тайна и что мы заинтересованы в том, чтоб ее сохранить. Но что же делать? Ведь вот-вот сейчас разразится буря…

ГЛАВА XII

Мы вышли с Тимофеем и Василием после собрания, когда улицы уже замерли и начали засыпать. По мосту через Москву-реку продребезжала последняя сонная конка.

— Правильно говорится, не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — сказал Тимофей. — По-моему, мы одержали победу — и не малую.

Я думал о том, что заседания, как и книги, имеют свою судьбу. Есть в них закономерность, которая подчиняет себе всякие неожиданные случайности и определяет ход и результаты не по планам инициаторов, а по истинному положению дела в действительной жизни.

Как могло случиться, что хорошо рассчитанный и, по мнению Благова, самый сильный и самый неотразимый его удар против нас скользнул мимо, наткнувшись на что-то непреоборимое? Буря, которая должна была, по расчетам Благова, разразиться, не разразилась.

Укоряющий его вопрос ко мне погас, как в мертвом пространстве, лишенном эха. Его слова застыли, никуда не полетев, как будто он говорил на режущем морозе. Ни отзвука, ни встречного движения, — пустыня вокруг.

Благов не понимал, что происходит. Да и мне не было ясно, в чем причина, пока не поднялся один рабочий… Да это же наш Ветеран! Он вскочил, подбежал к Благову, взмахнул рукой, как бы говоря: рубить, мол, так рубить, — а Благову почудилось нападение, и он дернулся, готовый защищаться.

— Чего пугаетесь? — спросил Ветеран, хитро улыбнувшись и подмигнув. — Или считаете, что вы здесь не среди своих? Потеха! Нет, приятель, подполье — нам друг. Мы к пятому году где готовились? В подполье. Только в подполье мы людьми себя почувствовали, свет увидели, нам есть что светлое вспомнить про подполье. Легальность вы хвалите… может, вам она и карьера, а нам что в ней? На каждом шагу рогатки да окрики: помни, мол, сверчок, свой шесток!

Собрание откликнулось на слова рабочего сочувственно. Делом Прохора Благов рассчитывал пошатнуть доверие к подполью. Но доверие к подполью у рабочих оказалось настолько крепко, что пошатнуло веру в правоту Благова в деле Прохора.

И когда пришел мой черед дать объяснения, уже не дело Прохора занимало больше всего моих слушателей, а судьба самого подполья. И едва я сказал, что мы озабочены слухами о провокации, что мы разберемся строго и беспристрастно, как меня прервали:

— Верим, верим! Скажите нам, что дальше делать…

Разъяснив наши взгляды на сочетание подполья с легальными возможностями, я заговорил о предстоящем в ближайшее время совещании по вопросам быта и здоровья рабочих, о необходимости принять в нем живое участие.

Это и было неожиданностью для Благова, это нарушало все его планы. Он затевал на собрании очернить нас поклепами на связь с провокаторами и, если удастся, изгнать нас из легальных организаций, а затем уж, выждав, заняться на расчищенном поле подготовкой к легальному совещанию. А мы спутали ему карты.

Буря разразилась как раз тогда, когда, по замыслам Благова, ей совсем не полагалось быть. Люди вскакивали с мест. Каждый говорил и кричал свое.

— Почему не готовимся к совещанию?.. Какие требования предъявим на совещании?.. Где же наша платформа? Почему не обсуждаются кандидатуры от рабочих нашего района?

И вот поднимается Благов. Ему долго не удается добиться тишины. Страсти разбушевались. Видно, что рабочих сильно возмущает то, что ликвидаторы оттягивают обсуждение вопросов, связанных с легальным совещанием по рабочему быту.

— Вы хотите сколотить делегацию келейным путем! — кричат Благову с мест. — Вы боитесь открытого обсуждения платформ!

Благов то успокаивает, то выжидает, когда все утихнет. Наконец шум стихает. Теперь Благов может говорить. Звонко, с визгом и злобой он вещает:

— Я не допущу демагогии…

Шум тотчас же вспыхивает снова и бушует с неменьшей силой. Но вот опять становится тише.

— Мы готовимся к вопросам рабочего быта, но пока еще не подготовились, — пытается отговориться Благов.

Ему кричат:

— Ложь!

— Хитришь!

— Никакой подготовки и не нужно! Давайте прямо обсуждать…

— Начнем сейчас…

— Это и будет подготовка.

— Начинай, начинай, товарищи!

И с разных сторон посыпались возгласы:

— Прошу слова по рабочему быту.

— Прошу слова о политической платформе к легальному совещанию.

Благов сжал кулаки.

— Тише! — закричал он. — Слушайте, что я скажу… Надо соблюдать порядок. Я не допущу никаких иных выступлений, кроме вопроса о провокации в подполье.

Снова шум.

— Так нельзя! — кричит Благов. — Я закрываю собрание! Я складываю председательствование!

— А мы не разойдемся…

— Не расходись, товарищи.

Благов кричит:

— Всех, кто дорожит профсоюзами, прошу покинуть зал!

И на ходу он прибавляет:

— А тех, кто