В 1646 г. троих мастеровых из Амстердама нанял на производство шерстяной одежды герцог Курляндии[1093]. В империи Габсбургов Леопольд I в 1670 г. даровал «Восточной компании» привилегию на основание красильного производства в австрийском городе Швехате, которое возглавил мастер, обучавшийся ремеслу в Англии и Голландии. В 1676 г. суконные мануфактуры голландского типа появились в Николсбурге и Вальперсдорфе (Моравия). По приказу князя Дидрихштема коммерсант Йоахим Пфаннер пригласил на четыре года двух амстердамских суконщиков, чтобы те научили местных рабочих технологиям изготовления сукна голландского типа[1094]. Спустя несколько лет эта волна докатилась до Саксонии. Братья Спан, новые владельцы шерстяной мануфактуры, основанной в 1678 г. Иоганом Даниэлем Крафтом в Нойштадт-Остре под Дрезденом, решили, что для повышения качества продукции следует как можно точнее копировать голландские методики. С этой целью Зигмунд Эрнст Спан в 1686 г. сам отправился в Республику Соединенных провинций, чтобы лично изучить местные технологии сукноткачества, набрать рабочих и десятников, владевших разными производственными навыками, купить модель сукновальной машины и заказать станки и оборудование. Наладив к тому же регулярные поставки испанской шерсти, фирма братьев Спан сумела достаточно повысить качество своего сукна для того, чтобы его стали ценить не менее, чем голландский оригинал[1095].

Сложнее дело обстояло с освоением голландских технологий лентоткачества. Камнем преткновения был, конечно же, лентоткацкий станок, существенно облегчавший человеческий труд. Он увеличивал производительность труда, но мог – по крайней мере, этого многие опасались – сократить спрос на рабочую силу. Упорнее всего этой инновации сопротивлялись во Франции, в Южных Нидерландах и в Священной Римской империи. Первые признаки того, что лентоткацкий станок проник во Францию, обнаруживаются в 1660-х. Интендант Пуатье в своем отчете Кольберу от 1666 г. упоминает машину, в которой ткутся разом не меньше десятка лент. Вскоре после этого Антуан де Э получил привилегию запустить лентоткацкое производство на импортных станках в Париже и в Шеврёзе. В июне 1670 г. Кольбер запросил у де Э точные размеры станков, чтобы изготовить модель для королевской коллекции. Вместе с тем под все возрастающим давлением местных ленточников, опасавшихся потерять работу, парижский генерал-лейтенант полиции в 1678 г. распорядился сломать все новые станки, какие только найдутся в городе. Мастерская в Шеврёзе, вероятно, после этого проработала недолго. Прошло еще полвека, прежде чем лентоткацкие станки закрепились во Франции[1096]. Такие же яростные протесты вызвало появление лентоткацких станков в начале 1660-х гг. в Южных Нидерландах: антверпенская, брюссельская, малинская и гентская гильдии ткачей потребовали от габсбургского государства запретить новую технологию – и государство выполнило их требование. Запрет, изданный в 1664 г., оставался в силе почти до самого краха Старого порядка[1097].

Такие же запретительные меры принимались и в Священной Римской империи. В 1645 г. некий франкфуртский ленточник запустил привезенный из Элберфельда (что в графстве Берг) лентоткацкий станок, на котором один человек мог делать работу за восьмерых. Все его товарищи по гильдии, испугавшись потери заработка, сообща выступили против новинки. Власти Франкфурта решили сначала изучить, какую политику в отношении подобных новшеств применяют другие города империи. Магистрат установил, что в Ульме еще не знают о существовании такой машины, Кельн не нашел причин ее запрещать, но Страсбург и Нюрнберг отказались от ее использования, чтобы не ущемить городских ремесленников, а в Аугсбурге на тот момент все еще взвешивали выгоды и риски. В отличие от Ульма, в Аугсбурге что-то знали о новых станках, но они еще не вошли в обиход. Несколько мастеров сообщили, что видели в Лейдене и Амстердаме, как работают эти станки. Аугсбургские ленточники выступили против применения новой машины в городе из опасений, что этот станок усугубит неравенство между членами гильдии[1098].

Сопротивление городских ремесленников обернулось тем, что магистрат Франкфурта занял сторону противников голландского станка, власти Кельна в 1647 г. запретили его применение, и наконец в 1685 г. император, отчасти с подачи Франкфурта, Кельна и Аугсбурга, своим указом запретил использование лентоткацкого станка на всей территории Священной Римской империи. В 1719 г. этот запрет возобновили по инициативе Аугсбурга[1099]. Все эти меры серьезно затормозили распространение лентоткацкого станка, но они не означали его полного исчезновения из Центральной Европы. Оставалось несколько брешей. Например, ландтаг Саксонии в 1676 г. решил запретить применение этих станков, но сделал исключение для города Ной-Остра, где они уже были в ходу[1100]. Лентоткацкие станки (для изготовления льняных лент) в 1675 г. определенно работали в Элберфельде, и даже в Кельне, Нюрнберге и Франкфурте они время от времени применялись в последней трети XVII в.[1101]

Но подлинным оплотом лентоткацких станков в Центральной Европе до 1720 г. был Базель – город, находившийся прямо на границе Священной Римской империи. Базель превратился в крупный центр производства шелковых лент. По всей вероятности, первый лентоткацкий станок привез сюда из Голландии весной 1667 г. местный сукнодел Эммануил Хоффман, который перед этим провел какое-то время в Амстердаме у брата, где изучал новые текстильные технологии. Следом за голландскими станками в Базель потянулись и голландские мастеровые, умевшие работать на этих станках. К 1670 г. число базельских компаний, применявших лентоткацкие станки, выросло до четырех. В них работало в общей сложности 22 станка, каждый из которых мог ткать одновременно 16 лент[1102]. В первые 20 лет местная гильдия ленточников раз за разом обращалась к отцам города с просьбой запретить kunststuhl, но неизменно получала отказ – магистрат Базеля всегда решал дело в пользу предпринимателей-новаторов[1103]. Его последовательная позиция в конце концов открыла лентоткацким станкам путь в прилегающие области. К 1754 г. общее число станков в кантоне Базель достигло 1238, из которых в самом городе Базеле стояло не более 25[1104].

В Англии и в Португалии противодействие этой инновации было неэффективным или отсутствовало. Лентоткацкие станки – появившиеся в Лондоне, скорее всего, не позже 1616 г. – определенно использовались в Манчестере уже начиная с 1660-х гг. В Англии распространение «машинного станка» столкнулось с некоторым сопротивлением – в 1675 г. лондонские ткачи разбили несколько таких станков в щепы, но их там, в отличие от Франции, Южных Нидерландов или Священной Римской империи, никогда не запрещали[1105]. В Португалии появление лентоткацких станков вообще не вызвало особых потрясений. В 1670 – 1680-х гг., когда португальцы на волне меркантилистской политики, развернутой графом де Эрисейрой, принялись налаживать собственное производство лент, именно голландцы снабдили их самыми современными инструментами и технологиями. Жерониму Нуньес да Коста, представитель португальской короны в Республике Соединенных провинций, в 1680 г. заказал у амстердамских мастеров восемь лентоткацких станков для предприятия Домингу Суареса да Косты в Лиссабоне[1106].

Постепенно Северные Нидерланды становились центром распространения новых технологий не только в