Шрифт:
Закладка:
Новый Вольфенбюттель послужил примером многим другим городам и государствам Северной Европы. В 1587 г. город Страсбург пригласил нидерландского инженера Иогана ван дер Корпута сменить знаменитого Даниэля Шпекле на посту «баумайстера» (архитектора) фортификации[1022]. В XVII в. скандинавские короли и чиновники тоже стали ценить Республику Соединенных провинций как первоклассный источник знаний по искусству фортификации и градоустройства. Нидерландцев нанимали закладывать новые города или городские районы и надзирать за сооружением городских укреплений в узловых точках скандинавских государств. Глюкштадт, Кристиансхавн (Копенгаген), Христиания (Осло), Кальмар, Гетеборг – в облике этих городов, основанных или реконструированных в период 1600 – 1650 гг., отразились мысли и решения голландских инженеров. Иоган Семс перед поездкой в Бредтштедтер Верк по заказу короля Дании вычертил план расширения Копенгагена и проинспектировал стройку свежезаложенного города Кристианстада в Сконе. Подобные задачи у Кристиана IV в свое время выполняли Абрахам де ла Хайе, Адриан де Персеваль, Исак ван Гелкерн и другие инженеры[1023]. Шведские короли Карл IX и Густав II Адольф приглашали для устройства городов на подконтрольных им территориях как голландцев, так и других иностранцев, обучавшихся в Республике Соединенных провинций[1024]. В постройке (или перестройке) Гетеборга помогали Николаес де Кемп и другие голландцы. В 1640-е и 1650-е гг. в городах восточной Балтии шведской короне оказывал услуги Иоган ван Роденбург. Андрис Серсандерс из Фландрии, посещавший Duytsche mathematicque в Лейдене, составил план реконструкции опустошенного в 1613 г. датчанами Кальмара. Шведские инженеры Арвид Ханд и Франс де Трайторренс, служившие в войске принца Морица или посещавшие лекции в Лейдене, начертили эскизный план Йёнчепинга и планы укреплений Бремена и Штеттина[1025]. Ганзейские города пошли тем же путем. В 1610-х гг. в ответ на растущую угрозу со стороны Дании и Брауншвейг-Вольфенбюттеля (когда сын Юлия Генрих Юлий стал зятем короля Кристиана IV), ведущие ганзейские города стремились защитить себя не только формальным союзом с Нидерландской республикой, но и обновлением своих оборонительных сооружений с помощью голландских инженеров. Любек обнесли кольцом новых стен, башен и бастионов, основную часть которых спроектировали и возвели инженеры Иоган ван Рисвик, Иоган ван Валкенбург и Иоган ван Брюссел[1026]. В Гамбурге в 1616 – 1626 гг. под руководством ван Валкенбуга укрепления полностью перестроили и усилили, заложив цепь звездчатых бастионов[1027]. Примерно после 1610 г. Росток, Бремен и Штральзунд тоже воспользовались услугами ван Валкенбурга и других голландских фортификаторов[1028]. Начиная примерно с 1620 г. мастеров из Голландии и Фрисландии регулярно приглашали усовершенствовать оборонительные сооружения Данцига. Вскоре после окончания Тридцатилетней войны магистрат предпринял масштабное расширение городской фортификации, а проектировать его пригласили инженера из Нидерландов. Строительство едва успели закончить, как в 1655 г. город в ходе новой войны на Балтийском побережье оказался в шведской блокаде[1029].
На фоне успехов шведской осадной тактики в 1620-х гг. интерес к голландским технологиям фортификации проснулся и во внутренних территориях Польши[1030]. Польские аристократы (и немногие простолюдины) ехали в Республику Соединенных провинций черпать новейшие знания из первоисточника. Адам Фрайтаг из Торуня, автор опубликованной в 1631 г. Architectura militaris, стараясь не отстать от neweste Niederländische Praxis (новейшей голландской практики), учился в Лейдене вместе с ван Схутеном и поступил на службу к виртуозному мастеру осадной войны Фредерику Генриху Оранскому[1031]. Не прошло и десяти лет, как тропой пилигримов в Голландию двинулись и инженеры курфюрста Бранденбургского[1032].
Применение знаний зачастую сопровождалось их модификацией. Хотя в период 1610 – 1660 гг. многие проекты укрепления или строительства городов на балтийских берегах создавались или выполнялись под наблюдением голландцев или инженеров с голландским образованием, были и другие факторы влияния. Правительственные учреждения принимающих стран и городов неизбежно оставляли на готовом продукте свой след. Если заказчик был наделен такими же воображением и упорством, как датский король Кристиан IV, результаты труда инженеров зачастую отражали некий новый стиль, а не только повторение голландской модели[1033]. В Швеции Эймер уловил первые симптомы «местной традиции» еще в 1630-х гг.[1034]
Источником процветания Нидерландов в середине XVII столетия, по мнению многих иностранных комментаторов, было их непревзойденное мастерство в добыче сельди и в торговле ей. Селедка считалась золотой жилой голландцев. «Торговля селедкой – причина торговли солью, а две эти торговли – причина того, что эта страна в некоторым смысле подчинила себе всю торговлю в Балтийском море», – утверждал в 1661 г. английский посол в Гааге сэр Джордж Даунинг[1035]. Шведский меркантилист Юхан Рисинг около 1670 г. составил подробное исследование всех аспектов этого сектора нидерландской экономики: промысловые угодья, время путины, число судов на каждый порт, стоимость орудий, доходы, структура занятости, объемы экспорта и различные выгоды для других отраслей экономики (например, роль рыболовства как колыбели мореходства)[1036].
Первыми захватить часть этой очевидно доходной коммерции попытались шведы и французы. В конце 1660-х частный предприниматель из Гетеборга Франс Корнелис Деник при поддержке королевского правительства попытался закупить в Голландии суда и снасти и переманить в Швецию опытных сельделовов. Опасаясь иностранной конкуренции, Генеральные штаты в 1669 г. полностью запретили продажу сельдяных ботов и любых иных рыбацких судов иностранцам. Из-за этих препон со стороны голландцев и нежелания гетеборгских коммерсантов вкладывать средства из затеи Деника ничего не вышло. Экспорт же сельдяных сетей, пустых бочонков и бочарных клепок был запрещен еще с 1606 г.[1037] Однако, как мы увидим далее, неудача Деника не означала, что шведы больше не пытались скопировать практики голландцев в ловле сельди. Во Франции попытки оптимизировать национальный сельдяной промысел начались при Кольбере. Изучив всеобъемлющие отчеты о состоянии трескового и сельдяного промысла во Франции и об организации и методах рыболовства у ее главного конкурента, Нидерландской республики, Кольбер примерно с 1670 г. принялся методом кнута и пряника побуждать разные порты Нормандии, Пикардии и французской Фландрии больше вкладывать в рыбный промысел. После смерти Кольбера в 1683 г. эту работу продолжил его сын Жан-Батист. Во исполнение политики Кольбера дюнкеркские коммерсанты в середине 1680-х гг. пытались заручиться помощью нидерландских рыбаков и судовладельцев. Однако все старания развернуть во Франции конкурентоспособный сельдяной промысел пошли прахом, когда после Девятилетней войны отменили такую важнейшую меру государственной поддержки, как запрет на импорт голландской сельди. Лишь в конце XVIII в. французский рынок снова довольно жестко закрыли для голландской селедки[1038].
Спустя десяток лет после того, как в Голландии начался арктический китобойный промысел, голландцы уже активно помогали налаживать его в других европейских
