Шаги, отдававшиеся эхом по камню, отвлекли его от размышлений.

Сципион снова появился за решеткой в сопровождении нескольких стражников.

— Я пришел, чтобы доставить тебя на суд, маленькая муха, — промурлыкал он елейным голосом, полным недобрых обещаний. — Лучше не сопротивляйся.

Лукан наблюдал, как они отпирают его дверь. Один или два охранника могли бы предоставить ему такую возможность, но четверо давали шанс только на жестокое избиение. Ему потребовалось некоторое усилие, чтобы оставаться неподвижным, когда они ворвались в камеру и защелкнули наручники на его запястьях. Еще больше — чтобы не отреагировать на скрытный удар одного из охранников в бок.

— Хватит, — рявкнул Сципион, когда они выволокли Лукана в коридор. — А теперь приведите Рейнхардта.

Обитатель соседней камеры подошел совсем не так тихо. Рейнхардт — несмотря на то, что он был изможденным парнем, покрытым грязью и в поношенных лохмотьях — дрался как дикий кот, и в конце концов потребовалось трое охранников, чтобы его усмирить. «От ублюдка пахнет, как от окровавленного трупа», — пробормотала одна из них, сморщив нос.

— Чем ты и станешь, если он умрет без разрешения короля, — ответил Сципион, одарив ее тяжелым взглядом. — А теперь пошли.

Двое охранников шли по бокам от Лукана, пока они следовали по коридорам за мертвенно-бледным человеком. В промежутках между эхом их шагов и бесконечными рыданиями Рейнхардта Лукан впервые почувствовал это — что бы это ни было — вибрацию, настолько слабую, что он решил, что ему показалось. Она быстро усиливалась, сопровождаемая звуком, который из тихого бормотания превратился в отчетливый ритм из неистовых ударов, эхом разносившийся по туннелям и заглушавший все остальные звуки. Камень загудел под ногами Лукана. Он проглотил подступивший к горлу страх, когда впереди показался большой дверной проем, по обе стороны от которого стояли два охранника. Один из них распахнул дверь, когда они приблизились.

— Узрите, — сказал Сципион, стараясь перекричать внезапный рев, — Полуночный двор.

Пьянящий аромат дыма, пота и секса ударил в ноздри Лукана, когда его протащили через дверной проем в помещение за ним, и от волны жара у него перехватило дыхание. Он моргнул, его глаза заслезились от яркого пламени, вырывавшегося из жаровен и освещавшего клетки, свисавшие со сводчатого потолка зала. Обнаженные, намазанные маслом тела извивались за решетками, двигаясь под неистовый ритм трех барабанщиков, которые сидели на одной стороне зала; их мышцы ходили волной, когда они били в свои огромные барабаны. Под ними, на утоптанном полу, придворные развалились на диванах, пили, курили и ласкали плоть куртизанок. Слуги, одетые только в набедренные повязки, ходили по залу, разнося подносы с наркотиками и вином, делая все возможное, чтобы поддерживать атмосферу гедонизма.

В дальнем конце зала, восседая на высоком троне, Дважды-Коронованный король смотрел на свой двор сверху вниз всеми четырьмя глазами и улыбался обоими губами. «Люди говорят, что они близнецы, что они срослись бедрами», — сказала Блоха, но в то время Лукан не воспринял эти слова буквально. Теперь истина стояла — или, скорее, сидела — перед ним. «Сросшиеся близнецы», — подумал он, и эта фраза всплыла из глубин его памяти. Такое явление не было чем-то необычным — говорили, что знаменитые художницы Порселина и Полиндра были сестрами, соединенными плотью. Но есть разница между тем, чтобы быть художником и королем... чертовски непонятно чего. Он даже не мог предположить, как такие близнецы смогли подняться и возглавить Сородичей Сафроны. Возможно, Писец сможет меня просветить. Это, конечно, будет зависеть от того, выпадет ли ему когда-нибудь шанс снова насладиться язвительной компанией мастера-фальсификатора, — и эта возможность с каждым мгновением становилась все более отдаленной.

Лукан чувствовал на себе пристальные взгляды придворных, когда его вели к трону — в глазах, остекленевших от наркотиков, вспыхивало любопытство. Он почувствовал, что придворные пришли в движение, отказываясь от вялого веселья в ожидании чего-то гораздо более интересного. Как акулы, привлеченные кровью.

Он мог только надеяться, что они будут разочарованы.

Когда они приблизились к трону, Лукан впервые отчетливо увидел короля. Змей и Скорпион, подумал он, вспомнив слова Блоха, когда посмотрел на близнецов. Насколько он мог судить, они были идентичны: оба круглолицые и чисто выбритые, с остриженными головами, за исключением длинной косы темных волос посередине. Их бронзовая кожа говорила о восточном происхождении, а по гладким чертам лица было трудно определить их возраст, хотя он предположил, что им уже далеко за четвертый десяток. Левый близнец — Змей, если он правильно помнил — отхлебнул из стакана воды, его холодный взгляд был прикован к сопротивляющемуся Рейнхардту. Лукану не понравилась жестокая усмешка на его губах. Его брат, Скорпион, не обратил на новоприбывших ни малейшего внимания — вместо этого он сосал сосок куртизана, сидевшего у него на колене. Двое мужчин, но один король... и одно тело. Несмотря на это, из-за всех этих шелков и бархата, которые были надеты на близнецах, было неясно, где кончался один из них и начинался другой.

Рейнхардт, увидев короля, снова забился в конвульсиях, глаза его расширились от ужаса. Слюна стекала с его губ, когда он бормотал мольбы, заглушаемые грохотом барабанов. Удар одного из охранников заставил его замолчать, а от толчка он растянулся перед троном.

Барабаны затихли. В зале воцарилась тишина, наполненная ожиданием.

— Смотри, брат, — сказал Змей уголком рта, его голос звучал хрипло. — Наш дорогой друг Рейнхардт снова почтил нас своим присутствием.

Скорпион оторвал взгляд от блестящего соска куртизана, и его губы изогнулись в полуулыбке.

— Рейнхардт, — промурлыкал он, его голос был нежен по сравнению со сталью брата. — Какое наслаждение! — Он снял куртизана со своих колен и отправил восвояси, шлепнув по голым ягодицам. — Чем мы обязаны такому удовольствию?

— Без сомнения, этот дурак наконец-то пришел, чтобы рассказать нам, где он спрятал эти бриллианты, — сказал Змей.

— Ну же, брат, — ответил Скорпион, подняв палец в шутливом предостережении. — Не будь так суров к милому мальчику. В конце концов, он ведь уверял нас, что не имеет никакого отношения к нашим драгоценностям... Не так ли, Рейнхардт?

— Пожалуйста, — прохрипел Рейнхардт, умоляюще складывая руки. — Я... я верный подданный...

— Смотри на своего короля, когда обращаешься к ним, негодяй, — рявкнул Змей, его взгляд был таким же хищным, как и у его тезки. Один из охранников схватил пленника за волосы и запрокинул его голову назад. Милосердие Леди, подумал Лукан, впервые как следует разглядев лицо мужчины, он едва вышел из подросткового возраста.

— П-пожалуйста, — Рейнхардт запнулся, яростно моргая, — ваши Величества...

—