Дейзи входит в комнату с подносом в руках. Она смотрит на меня и Вина, затем на черную коробку. Я быстро запихиваю все предметы обратно и кладу ее на прикроватную тумбочку.

— Я буду в коридоре, если тебе что-нибудь понадобится, Эл, — говорит мне Вин, и я одариваю его чем-то похожим на улыбку.

— Хорошо, спасибо.

Дейзи ставит поднос на кровать и садится рядом со мной.

— Не думаю, что я ему нравлюсь, — говорит она.

— Он тебя не знает, — говорю я ей.

— И все же я чувствую от него негатив, — говорит она. — Однажды утром он поймал меня, когда я тайком выходила из комнаты Гейба, и с тех пор, когда я его вижу, от него исходит ощущение я ненавижу Дейзи.

— Он подросток — поэтому только такое поведение от него и получаешь. Кроме того, я думаю, что все они просто очень осторожно относятся к тем, кого подпускают к себе. — Я пожимаю плечами. — Он одумается.

— Может быть, — говорит она. — Да и вообще, ешь. — Дейзи протягивает мне тарелку с полусгоревшим сырным тостом.

— А, ты знаешь, что есть кухонный персонал, который мог бы приготовить это без добавления привкуса горелого хлеба?

— Знаю, но я не хочу просить их приготовить что-нибудь для меня. Это странно, — говорит она. — Просто съешь без подгоревших кусочков.

Я кладу подгорелый тост обратно на тарелку.

— Я не голодна, Дейзи. Прости.

— Я знаю, что ты не голодна. И также знаю, что ты не хочешь есть. Но тебе нужно, Эл. Если ты не поешь, то сделаешь себе же хуже.

— Я не могу, — говорю я ей.

— Всего один кусочек, — настаивает она, поднося тост к моему рту.

Я откусываю маленький кусочек и изо всех сил стараюсь прожевать, а затем проглотить его так, чтобы не выплюнуть. Одна мысль о еде вызывает у меня тошноту.

— Если хочешь поговорить об этом, я здесь. Знаю, иногда кажется, что лучше все это держать в себе, но поверь мне, разговоры помогают. Я могу порекомендовать нескольких очень хороших психотерапевтов.

— Я не хочу об этом говорить. Я в порядке, — настаиваю я.

— Да, я тоже так себе говорила. Я была в порядке. Все было не так уж плохо. Иначе я бы попыталась убедить себя, что это моя вина, поэтому должна просто принять это и двигаться дальше. — Говоря это, Дейзи смотрит в окно.

— О чем ты говоришь? — Я хватаю ее за руку. Я никогда раньше не слышала, чтобы она говорила о чем-то подобном.

— Мне было тринадцать, когда это началось. А закончилось только тогда, когда исполнилось семнадцать, — шепчет она.

Я открываю рот, чтобы спросить ее, что именно началось, но мне и не нужно.

— Ты встретила нас, когда тебе было семнадцать, — говорю я вместо этого.

— Думаю, во многом вы с Дэни спасли меня. Я так хотела быть похожей на вас, девочки, что просто начала делать то же, что и вы. Ходила в школу, делала лучший выбор. Я перестала пить и принимать таблетки. Благодаря вам с Дэни я взяла себя в руки, — говорит она. — Вскоре после этого я начала общаться с психологом. Она вытащила меня из дома, а моего… моего отчима арестовали.

— Боже мой, Дейзи, мне так жаль. Почему ты никогда не рассказывала нам?

— Потому что я не хотела, чтобы вы меня осуждали. Знаю, сейчас это звучит глупо, но когда я была моложе, то чувствовала себя… грязной. Словно я чем-то заслужила это, понимаешь? Я до сих пор не рассказываю об этом людям, Эл.

— Я никому не скажу. Ты всегда можешь поговорить со мной, — напоминаю я ей.

— Спасибо, ты тоже. Это работает в обе стороны. — Она жестом указывает на нас, прежде чем шум в коридоре заставляет нас обеих выглянуть в открытую дверь. Гейб поднимает вазу и швыряет ее в стену, а затем просто продолжает идти.

— Я так понимаю, он не знал. — Вздыхаю я.

— Нет. Я солгала ему, Эл. Я лгу всем, кто видит шрамы.

— Какие шрамы? — Спрашиваю я ее. Я видела Дейзи в купальнике. И запомнила бы, если бы там были шрамы.

— У меня хорошо получается их скрывать. Но это не так-то просто, когда я полностью обнажена. Я сказала ему, что была неуклюжим ребенком. И часто падала, — говорит она.

— Откуда они? Шрамы? — Спрашиваю я ее.

— Моему отчиму нравилось пользоваться ножами, чтобы я не кричала, — шепчет она.

— О, Дейзи… — Я хватаю ее и прижимаю к себе.

— Все в порядке. Это было давно, Эл. Сейчас со мной все хорошо. Но я… Я хочу, чтобы ты знала, что все понимаю. Если тебе когда-нибудь захочется с кем-нибудь поговорить, я знаю, каково это, — говорит она.

— Все время, пока это происходило, единственное, о чем я могла думать, — как защитить Джио, — признаю я. — Я боролась. Я так старалась, но боролась не за себя. А за него. Когда должна была бороться за себя…

— Вы с Джио — одинаковые. Ты думаешь, что боролась за своего мужа, но кто он без тебя? Кто ты без него? — спрашивает она меня.

— Кем бы ни был этот человек, тот, кто… он просил передать Джио, что в следующий раз не оставит меня в живых, — говорю я. — Вот что напугало меня до смерти. Я часто спрашиваю себя, когда наступит этот следующий раз.

— Джио сейчас там. Он найдет этого парня и сделает все, что должен. Этот засранец не сможет дышать, не говоря уже о том, чтобы снова добраться до тебя, — говорит она.

— Спасибо, что осталась вчера вечером, и что была здесь сегодня, — говорю я ей.

Дейзи ухмыляется.

— Я не в первый раз ночую в этом доме. — Смеется она.

— Фу. — Я отталкиваю ее от себя. — Думаешь, тебе стоит пойти и поговорить с ним? С Гейбом, я имею в виду?

— Неа, — отвечает она. — Я останусь здесь с тобой, и мы устроим марафон Сумерек.

— Хорошо. — Я наклоняюсь и беру