Шрифт:
Закладка:
Вредные, положительно сами отрицающие свое существование, поморские заборы немногим отличаются один от другого во внешнем строении и в дальнейших отправлениях дела. Построенный в Кандалакше, говорят, был (до прихода англичан) настолько широк, что служил даже мостом для прохода и проезда путешественников. Осмотренный мною забор в Варзуге не настолько уже широк, чтобы по нему можно даже ходить не только ездить, и осматривают его не на мостовинах, а с лодки, на которой подъезжают к самым тайникам. Здесь уже нет верши, которую заменяет самый тайник — такой же многоугольник из тальи, род садка со входными воротцами и с пятью углами, из которых три острых и два тупых. На углах этих прикреплены вичью каменные якоря, которые держат тайник в укрепленно-стоячем положении, и для того, чтобы вода и течение ее не распирало частокольных стенок этого пятиугольника, кладется в самом широком месте ее толстое бревно, называемое мостиной. Тайник этот, сверх того, на двух углах подле самого места забора, укрепляется еще на кольях, имеющих название — колья стоячего. Семга, входя в этот тайник, также нащупывает выход, бывает обманута углом и если не остановится в первом, то пройдет во 2, 3,4 или 5, и все-таки не выйдет обратно в отверстие, которое опять-таки остается свободным, открытым. Перед тем как осматривать тайник, это свободное отверстие заставляется обыкновенно решеткой (в меру самого входа), плетенной из тростника и веревочек. Рыба вынимается из тайника прямо большим саком (в пуд весом) и при том нащупывается так, что сак этот начинают вести от головы тайника, для того чтобы и рыба попала в него головой же и, стало быть, могла менее биться и не разорвала бы сака. Запасных обыкновенно не держат, и забор осматривают только два человека: один сачит, другой, вынимая рыбу, кротит ее той же колотушкой и бросает в лодку. Заборы эти осматриваются летом один раз в сутки, рано по утру (часа в три), а по осеням — еще другой раз, поздно вечером.
Устройство самого большого из беломорских заборов, построенного на реке Онеге в 17 верстах выше города, у деревни Подпороягской волости Каменихи, почти точно такое же, как и всех других. Здесь вылавливается тот сорт беломорской семги, который известен в Петербурге под именем порог и считается лучшим, хотя и ошибочно. Правда, что при опытных руках хозяина его, засол этой семги делается добросовестно и с некоторым знанием дела, но сама рыба в долгом пути по Белому морю заметно тощает, хотя в то же время и любит эту реку, в высшей степени порожистую, в сухую воду кажущуюся с берега как бы вплотную забросанной огромными камнями, сплошным каменным мостом. Здесь меньший приход рыбы (особенно заметный в последнее время) объясняют тем, что пугает ее шумом пароход компании, буксирующий романовки, нагруженные лесом и досками.
Вот вся разница сортов беломорской семги, пускаемой в продажу и известной под именем тех рек, где она вылавливается. Семга-порог с лучшим засолом и таким же плотным, твердым мясом, как умба; варзуга — мясом заметно нежнее, а осенняя почитается лучшей из всех сортов беломорских; кола, вылавливаемая по Мурманскому берегу, могла бы быть лучшей, но солится так скупо и небрежно, что расходится только между простым народом, а в Петербург доставляется почти окончательно негодною в рогожах, мороженой, потерявшей свой цвет, сок и нежный вкус. Поньгама и Кандалакша — худшие из сортов этой рыбы. Поной — сухая, без жира. Мезень — так же, и при том последняя мало вывозится из губернии. Нежную, мягкую, с белым жиром между каждым слоем мяса печорскую семгу можно почитать самым лучшим сортом этой рыбьей породы. Столько же неуменье солить, сколько и необыкновенная нежность печорской семги лишает обе столицы возможности употреблять в пищу эту рыбу. Она, отличающаяся нежным розовым цветом, попадается иногда на архангельском рынке, но и здесь стоит в низкой цене, затем что скоро покрывается ржавчиной и горкнет, тогда как умба, варзуга и порога способны долго хранить свой засол, не теряя вкуса, вида и даже красного цвета.
Рыбы достаточно для десяти вершей, которые на р. Онеге уже заменяются особыми сетками — мерёжками. Вот все устройство этой мерёжки: она — не иное что, как сетка, сплетенная из довольно толстых ниток и натянутая полотном на 8 и более обручьев, к которым и бывает прикреплена, представляя вид (в растянутой фигуре) конуса. Часть сети между обручьями называется жиро (стало быть, всех жир в мережке 7). В первом жире, самом широком, 20 ячей; от второго жира идут по 18 ячей; в последнем или в вершине конуса, называемом кутковым жиром, уже 60 ячей, и ячеи эти плетутся чаще. При основании мережки, у первого жира, привязывается другая сетка, называемая нагожье — род мешка, где и оставляется отверстие для входа рыбы. Вершина конуса, или последнего куткового жира, привязывается веревками к кольям; отверстие обращается стороной к морю; вся мережка плавает в воде боком. Для того чтобы вошедшая рыба не могла выйти назад, внутри конуса привязывается меньший конус, здесь называемый языком или горлом (килесами по Свири). В мережки эти на Соловецких островах вместе с рыбой заходит также и нерпа, увлекаемая легкой добычей любимой пищи. Мережки бывают большие (с 12 жирами) и маленькие (от 3—6 жир); в последних бывает по два горла вместо одного, как у больших мережек. Забор и в Подпорожье точно так же тянется через всю реку с лишком на трехсотсаженном пространстве. В заборе этом также отверстия, называемые ямегой, которые точно таким же
