65

Матушкин гнал свой «субару», время от времени вытирая лоб и подбородок от пота — крупные капли стекали по лицу, заставляя его потеть еще сильнее и вздрагивать от неприятной щекотки.

«Чтоб ты сдох, гнида! Чтоб ты сдох…», — ничего другого на ум не приходило. Эти слова — единственное, что билось в голове заместителя Бархатова.

Схема, которую он придумал, которую так пестовал весь последний год, разбилась, словно тонкое стекло. А ведь Олег Иванович все предусмотрел, контролировал каждый вздох Бархатова, почти сроднился с ним… И надо же было такому случиться, что все сгорело синим пламенем, стоило только ввести в игру бабу! Все зло от них, думал он, и эта мысль стала второй за последний час.

После оглашения — приговора?! — Матушкин почувствовал, как почва уходит из-под ног самом что ни на есть нефигуральном смысле. Главный юрист Голышев смотрел на него так, что Олег Иванович моментально понял — сдаст. Не поможет, не прикроет. Вывернется, как и остальные… Возможно, стоило их поставить в известность о своих планах с самого начала, но тогда роль, которую сам себе отвел Матушкин, стала бы самой незначительной. А Олегу хотелось быть первым всегда и во всем. Разве не Бархатов заметил в нем это, и разве не он все время подначивал его быть вот таким — хладнокровным и циничным?

Олег Иванович заскрежетал зубами, вдавливая педаль газа.

За то время, пока они работали вместе, Олег изучил Бархатова. Его пристрастия, интересы — было не сложно разделять их. Ну вот только разве что спорт, все эти заплывы в бассейне и на реке Матушкину были не по кайфу. Но Бархатов и не настаивал, посмеивался, шутил, и довольно болезненно. Не понимал, что тем самым только усугубляет и разжигает в Олеге ненависть и злость.

Когда Кирилл вдруг стал странно себя вести, Олег сразу заметил это. Нет, для кого-то эти изменения совершенно не бросились в глаза, но Матушкин их не мог пропустить. Бархатов стал уставать — поначалу это выглядело вполне естественно, но вскоре стали заметны и внешние проявления этой усталости — нездоровая бледность, мрачное настроение. Бархатов становился въедливым и желчным в эти моменты, по сто раз перепроверял отчеты, заставлял допоздна просчитывать ходы. Однажды обмолвился, что головная боль совсем не дает спать, на что Матушкин заявил, что это время можно было бы потратить на девушку, которая бы вылечила его от постоянного стресса. Бархатов поморщился в ответ — его напрягали постоянные отношения.

Матушкин долго размышлял обо всем этом. На горизонте уже появилась эта московская фирма, которая предлагала Бархатову слияние. Тогда каждый тендер давался с трудом, и помогали в этом лишь связи Кирилла. Но Олег уже знал через него многих и считал, что Бархатов чересчур осторожничает, лишая себя и компанию прорыва и хороших дивидендов. Вот Матушкин бы совсем по-другому поступил, если бы… если бы…

Озарение пришло однажды утром после собственной бессонной ночи. Оставалось только правильно распределить собственные шаги. С того дня он стал тенью Бархатова, капля за каплей выжимая из него вещи, которые были для Кирилла не столь важными, чтобы придавать им значение, но ставшие основой для плана Матушкина. Он уже знал, какие женщины привлекают его начальника. И поиск такой не был долгим — Стасю Иволгину он заметил, когда был у Гордецкого, директора театра и его старинного приятеля.

Собственно, девочек Гордецкого он и сам частенько пользовал, благо, в этой среде подобные вещи считались абсолютно нормальными. Но Стася, холодная и неприступная, была не в его вкусе. А вот для Кирилла Бархатова могла бы стать лакомым кусочком. Не было в ней интереса к подобного рода отношениям, но попробовать стоило… Во время очередных посиделок Олег пожаловался Гордецкому, что Бархатов совсем сник, и ему крайне необходимо взбодриться. Глядишь, и директору обломится от этого — ведь если Бархатов возьмется за реконструкцию театра, то часть средств, выделенных государством, осядет в их карманах. Кто же сможет переплюнуть компанию Бархатова в областном тендере?

Гордецкий, мужик понимающий, сразу же согласился. На следующий день он пригласил Стасю для разговора в присутствии Матушкина. И им не пришлось долго рассусоливать, чтобы дать понять этой девочке, что им от нее нужно. Олегу этот разговор доставил особенное удовольствие — видеть, как она сжимается перед ними, как ее глаза наполняются сначала надеждой, а затем болью. Ей хотелось танцевать главные роли. Эта дурочка действительно считала, что сможет быть кем-то. Но в этой жизни ничего не бывает просто так. Матушкин назвал сумму — ничтожно малую, но она согласилась. А когда назвал фамилию Бархатова, вдруг вздрогнула и покраснела. Еще бы, такой породистый жеребец! Девке так повезло, что тут уж как ни назови, а сделка должна была выгореть. И стараться особо не надо — увлеки его до звона в яйцах и покажи ему небо в алмазах!

Матушкин заплатил ей и заставил написать расписку. Так, на всякий случай, чтобы девка не спрыгнула с крючка и сделала то, что нужно.

А потом она позвонила ему и сказала, что Бархатов ведет себя странно. Как будто он и сам этого не знал. Советовалась с Олегом, как поступить, потому что Кирилл ее не слушал, хоть и выглядел уже по-другому — стал чаще улыбаться и меньше засиживаться в офисе. Любовь животворящая, мать ети… Матушкин хохотал тогда до слез, выговаривая Стасе: «Бачили очи, шо выбирали. Теперь жрите, хоть повылазьте…»

И сама того не ведая, Стася натолкнула Олега на одну мысль — ляпнула что-то про скачки давления. Мол, то спит, как убитый, то успокоиться не может… Заботливая подстилка!

Матушкин убедил ее, что Бархатов здоров, как бык, а сам при первом же удобном случае добавил Кириллу один препарат, который остался еще от матери. Чем черт не шутит, подумалось ему. И вот тут он попал в десяточку! Бархатов впал в прострацию на несколько часов, благо, они находились тогда у Гордецкого. А на следующий день не помнил ровным счетом ничего!