Понять, но не оправдать. Что произошло с Беллатором? Их тоже захватили по ошибке?

— Эльфы узнали о засилье демонов в столице и приняли должные меры. Целестия им помогала. То, что мы встретили у замка Глав, было противоестественно этому миру.

— Или просто непонятно конкретно тебе.

Он откинулся на спинку стула, сжав зубы и шумно выдохнув через нос. Морщинка на переносице вновь стала явной. Тонкий лед доверия между нами проходил проверку на прочность.

— Ты говоришь о том, чего не представляешь. Настолько сильную и разумную тварь еще никогда не видели и, надеюсь, больше не увидим.

— Авель…

— Можешь спорить со мной сколько угодно, но это пустая трата времени, лучше покажи мне новое заклинание или прием из темной магии.

— Тебе не приходило в голову, что Мирра просто воспользовалась тобой и…

Ладонь громко хлопнула по столу, заставив меня вздрогнуть от неожиданности и прикусить язык. Авель заговорил снова после паузы, не спеша выверяя каждое слово, как порцию опасного лекарства.

— Сэра, я не потерплю ни одного плохого слова в ее адрес. Она мать моего ребенка, я люблю ее, и я всегда буду на ее стороне.

— Это глупо.

— Это называется ответственность, слово, непостижимое для Уны и ее детской инфантильности. У нее есть долг перед своей семьей, перед отцом, и она обязана выйти замуж, чтобы передать состояние тому, кто сможет им распорядится.

— И тебя даже не смущает, что столько денег и власти окажется в руках одного человека?

Король вновь ответил не сразу, с заминкой, и на мгновение даже показалось, что он мог передумать, изменив решение.

— Смущает, но это вынужденная мера, если бы можно было поступить иначе, я бы так и сделал.

— Неужели нельзя было привлечь того же Грея? Он хоть и молод, но…

— Парфюмеру? Огромное дело с многовековой историей?

— Он хотя бы понимает Уну и поддерживает.

— Да, и надо признать, он чуть менее легкомысленный, чем моя сестра, но совершенно необучен, а происхождение его, мягко говоря, сомнительно.

— Ах, как жаль, что он не выбрал для рождения семью получше.

— Сэра, ты паясничаешь как ребенок. Отец Моргана неизвестный эльф, и если он вдруг объявится, то может претендовать на часть компании Уны, что я никак не могу допустить.

— Объявится спустя столько лет?

— А ты думаешь, никому не захочется урвать кусок благосостояния Макдоннеллов? Уверен, допусти я такой вариант, и у Моргана сразу после свадьбы объявится не меньше десятка потерянных отцов.

Смутившись, я растерянно открыла рот. Об этом ни полуэльф, ни принцесса еще ни разу не упоминали, хотя стоило бы и самой догадаться.

— Я не думала об этом в таком ключе.

— Как хорошо, что об этом подумал я. Сэра, понимаю, ты переживаешь за Уну, но лучшим вариантом было бы помочь ей смириться и осознать свою роль.

— Лучшим вариантом была бы возможность самой Уне распоряжаться своим состоянием так же, как и остальным женщинам Целестии, чтобы не пришлось искать мужчину, который мог бы о них «позаботится».

— Чем меньше прав, тем меньше ответственности, можно сказать, им повезло, и кто-то всегда сможет защитить их, взять на себя все хлопоты и обеспечить, чем сейчас и занимаюсь я. Уна не ищет себе жениха сама.

— Но ей и не дают это сделать.

— Потому что ей это не нужно, будь у нее подобная возможность, она предпочла бы остаться одна.

— И что в этом плохого?

— Она растратит деньги отца и не оставит наследника.

— Ты ставишь деньги и компанию выше ее собственных потребностей и выше ее жизни.

Потерев ладонями лицо, Авель покачал головой. Выглядел он настолько разочарованно, что, кажется, еще немного и закончил бы весь урок, но замолчать было выше моих сил.

— Сэра, это пустой разговор.

— Когда-нибудь эта чертова система ценностей выйдет тебе боком, Авель, помяни моё слово.

— Еще чуть-чуть, и я сочту это угрозой.

— О, нет, мне и делать ничего не придется, я уверена.

Подтянув к себе пустые листы и ручку, я сочла разговор оконченным. Хотелось еще немало сказать королю, напомнить о многом и пожурить за столь наивную самоуверенность, но я заставила себя сдержаться изо всех сил. В конце концов, в правоте моих слов он может увериться и сам на собственном опыте рано или поздно, хотя скорее всего даже не доживет до этого момента. Не представляю, что именно Каин сделает с Миррой, прибыв в Санктум, но нынешние политики еще не раз пожалеют о том, что она не сможет организовать темному достойное сопротивление.

Звезда

Боль и неприятное жжение разбудили меня утром раньше, чем окончательно встало солнце и на пороге спальни появилась горничная. Пальцы гадко царапнули кожу, их коснулась влага и легкое онемение, как при сильной аллергии. По телу прокатилась волна мурашек и зуд, мучавший меня всю ночь, окончательно выкинул из дремы.

— Как чешется…

Рука мгновенно дернулась к уже припухшей и покрасневшей ключице. Жжение на этом месте усилилось, в нетерпении я провела ногтями по покрытой пупырышками коже, но крохотную долю удовольствия от чесотки потопила в себе отвратительная боль и саднящее ощущение как от свежего синяка. Пальцы вновь коснулись влаги. Оторвавшись я заметила на них засохшую и еще мокрую кровь.

Зуд не прекращался.

— Боги, да за что мне это.

Вскочив с постели, я пробежала через всю спальню к зеркалу, где в отражении увидела не меньше трех таких расчесов. Всё тело словно одели в грубый шерстяной комбинезон, который беспрестанно кололся и щекотал, вызывая адское раздражение. Я не чувствовала себя человеком, невыспавшийся мозг плохо обрабатывал информацию. Я стояла посередь комнаты и не могла даже просто опустить руки, убрать их от себя как страшное оружие, позволить себе включить голову хоть на секунду и унять болезненный зудеж.

Сотни, тысячи муравьев, мелких жуков и многопалых пауков бегали по мне, тревожили, нервировали и буквально сводили с ума. Они опутали меня в свои тонкие щекочущие сети, оставили множество следов от своих ног, позволили себе задержаться на коже и, перебирая лапками, танцевали только им известный танец, в такт которому мои ногти впивались в плоть, норовя вырвать ее в надежде хотя бы на миг покоя.

В ванную Софи, в ванную!

Я повиновалась, послушно поплелась в соседнюю комнату и как была, в белье и в сорочке, встала под холодную, удивительно приятную струю душа, в мгновение ока смывшую с меня и кровь, и невидимых насекомых, и самое главное лихорадочный зуд. В первые секунды этого блаженного, ничем не замутненного, истинного счастья, я даже не поняла,