мне жизнью или обладала мощью всех Богов света, даже тогда я не позволил бы тебе говорить со мной в подобном тоне…

— На нас напали коцитцы, — воскликнул Элай Андриган. — Мы отбивались, я был ранен, со мною они потеряли много времени…

— И ты не перебивай меня, юнец!.. — тотчас зловеще пробормотал Сатаро, указывая на него кистенем, страшно гремя цепью.

Авдий положил руку на плечо полнхольдцу, призывая его к молчанию. Ягер решил подлить масла в огонь, перебив Сатаро и сказав:

— В куровской заварушке мы упустили её. Оказавшись на свободе, она так резво испепеляла чертей, разрезала коцитские глотки, что наши молодчики предпочли держаться от неё в стороне. Мы нашли её лишь через пару дней, трясущуюся от лихорадки, с раненым ребенком на руках, с еле живым Сатаро.

Акме вздохнула:

— Вы преувеличиваете…

— Вспомни, как Цесперий дни и ночи выхаживал тебя, — воскликнул Сатаро. — Не твой брат, целитель! Твоих дорогих друзей вовсе не было в Куре.

Поднялся шум. Возмущенный кеосский отряд зарычал и поднялся одной волной. Зараколахонцы в долгу не остались. Никто из них еще не хватался за оружие, но ветры напряженно забурлили.

Мирослав переводил беспокойный взгляд со своих подданных на кеоссцев и обратно, не желая встревать в спор, который мог кончиться потасовкой и жестоким подавлением со стороны многочисленных нодримцев и атийцев, извечных врагов Зараколахона, но он и не мог отказаться от своих ближайших помощников. Цере сдерживал своих, а Авдий Веррес своих, но это едва ли могло подействовать на них умиротворяюще.

— Каковы доказательства ваши в том, что вы были в Куре? — заносчиво восклицал Ягер, хотя все осознавали, что все это было лишь поводом для того, чтобы напомнить всем о старой вражде Зараколахона со всем миром.

— Акме, не от тебя ли понабрались они подобной дикости? — воскликнул Руфин, рука которого осторожно тянулась к оружию.

Мирославцы угрожающе зарычали и потянулись к оружию следом.

— Мне плевать, поверите ли вы мне, — спокойно сказал Лорен зараколахонцем. — Я хочу, чтобы она знала, что её действительно искали.

Он расстегнул верхние пуговицы тёмного колета, в свете костров сверкнула золотая цепочка, которую он снял и показал всем на вытянутой руке.

Акме замерла, узнав Звезду Атариатиса Рианора с Семью Лучами Благодати. Она решила, что никогда более не увидит столь дорогого её сердцу кулона. Лорен протягивал его сестре. Пальцами поворачивая во все стороны, любуясь ее сиянием, дотрагиваясь до засохшей крови, принадлежавшей и ей, и Фае, Акме воскликнула:

— В Куре её сорвали с меня, окропили кровью и выбросили в траву!

— Мы не знали, кому принадлежало изуродованное тело, — пояснил Авдий, — посему, увидев у столба цепочку, мы едва ли могли надеяться на ваше чудесное избавление.

— До чего искусные разведчики! — продолжал издеваться Сатаро.

— Довольно! — рявкнула Реция, с вызовом уперев руки в бока. — Не время и не место! Если выжить желаете, объединяйтесь, а не враждуйте!

— Хоть одна женщина в моем окружении говорит разумные вещи! — громко парировал Руфин Кицвилан, и рыжеволосая бунтарка сверкнула в его сторону оценивающим взглядом.

Не было в глазах её ложной скромности, и Акме это позабавило: обычно мужчины смотрели на женщин, как на товар, беспардонно оценивая прелести её фигуры, лица, реже — одеяния. Нынче же Реция позволила себе глядеть так на мужчину, будто она прохаживалась по рынку, а растерявшийся Руфин являлся выставленным на продажу жеребцом. По лицу разбойницы зазмеилась обворожительная насмешка, сильванский вельможа же негодующе покраснел, развернулся на каблуках и отошел от неё подальше, рассмешив Рецию.

Саардцев удалось утихомирить, с облегчением убрали мечи в ножны нодримцы, с долгим недоверием глядел на противников кеосский отряд. Лишь Сатаро не желал смириться со своим поражением и протянуть руку мира тем, кому он проиграл.

— Целитель! — позвал неугомонный Ягер, с вызовом глядя на Лорена. — Если ты столь могуществен в своем искусстве, займись Его Высочеством кронпринцем Нодрима. Он ранен.

— Благодарю, — добродушно отозвался Густаво. — Но плечо мое уже заживает…

— Если вы и дальше намереваетесь тревожить его участием в битвах, оно никогда не заживет, загноится, и вы можете погибнуть, — негромко и строго заметил Цесперий.

Лорен распорядился нагреть воду, приготовить Его Высочеству чистую одежду и не мешать ему.

— Я хочу посмотреть, как ты исцеляешь, — шепнула брату Акме.

Холодное и мрачное лицо целителя преобразилось улыбкой.

— Чем я могу помочь? — подскочила сияющая принцесса.

Улыбнулся шире. И столь нежна, столь лукава и прекрасна была эта улыбка, что Акме захотелось поблагодарить Плио за подобную радость. Целитель коснулся щеки принцессы, мягко, мимолётно, и проговорил весёлым и, в то же время, назидательным тоном:

— Для начала вам обеим не помешает умыться. Та, рыжая, дочь разбойника, но не столь перепачканная, как вы…

Лазурные глаза Плио обратились к Реции, располагавшейся на привал неподалёку, оглядели её придирчивым взглядом и сверкнули с искоркой самодовольного превосходства.

— Почему ты смотрел на неё? — холодно спросила она.

Акме засмеялась.

— А она ревнива, братец! — шепнула девушка и отправилась к ледяным ручьям.

Лорен, улыбаясь широко и искренне, подошёл к Густаво, который все это время слышал их разговор и не сводил с них глаз. Когда Его Высочеству Густаво помогли снять колет и рубаху, целитель, не дотрагиваясь до раны немытыми руками, внимательно оглядел ее.

— Кто обрабатывал рану? — спросил он прохладным деловым тоном, от которого Плио пришла в восторг.

— Господин Цесперий, — отвечал кронпринц.

— Я не имею права ни хвалить вас, ни порицать, господин Цесперий, — произнёс Лорен. — Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны.

— Что за глупости, господин Рин! — с вежливой улыбкой молвил фавн. — Вы талантливый целитель. Мне любопытно услышать то, что вы об этом думаете.

— Рана обработана превосходно, но, несмотря на это, при подобном образе жизни, без отдыха, в вечной опасности, плечо заживет очень не скоро.

— Какой ещё здесь можно отыскать образ жизни, целитель? — ухмыльнулся Хельс. — Живым бы остаться.

Акме, тем временем заплетя волосы свои в толстую косу, у ручья занялась руками, лицом и шеей. Вода была холодна, пальцы окоченели, а щеки раскраснелись. Вспомнив о полотенце, Акме собралась вернуться к лагерю, но остановилась. Она вспыхнула от волнения и удовольствия: Гаральд Алистер, глядя на неё без улыбки, присел рядом, протягивая ей чистое полотенце.

— Благодарю, — прошептала она, беря в руки полотенце и погружая в него краснеющее лицо.

С мокрых прядей черных волос её несколько капель упало ей на щеку, и Гаральд, не заботясь о том, что за ними искоса наблюдают, стер их пальцами, пальцами же провел по губам её и улыбнулся.

— Ты счастлива? — спросил он.

— Да. Теперь все самые любимые рядом. Не смела мечтать