Шрифт:
Закладка:
Ну, теперь про мои делá. Сегодня был занят весь день: монтировали кимоциклоустановку. Наши камеры и сирена гастролируют. Торжественно водружены на штативы, к камере приспособили граммофонный механизм, заодно вычистили ей катушки и шарики, смазали, вообще освежили и побрили. На другой штатив приспособили моторчик; обтюратор я заново рассчитал, сделали его из английского картона; сирену приспособили, достали камертон на ящичке, все трубки провели, все «фомы неверующие» убедились воочию, что получаются ясные и чистые тоны и что нет ничего легче, как установить унисон. Я торжествую. Кстати, сохраните подсчет обтюратора, оказавшегося хорошо уравновешенным: я его сегодня целый час интегрировал и подсчитывал. Потом меня пригласил Атцлер на консультацию по поводу внутричерепного давления и т. п.; указал ему, отвечая на его вопрос, на одну погрешность в его рассуждениях, с чем он тотчас согласился. Затем присоветовал им экспериментальный метод регистрации нистагма глаза (это такое дергающееся движение глаз), а завтра утром начнем пробовать. Итак, дел куча, и я к вечеру устаю. Сейчас еще всего половина девятого, а я уже слегка клюю носом. Но это не беда.
Карлушенька, с тобой поговорю напоследок. Будет ли мне завтра письмецо от тебя? Хотелось бы так – открыточку. Я надеюсь, что здесь, в Дортмунде, я хорошо поработаю и прорублю второе окно в Европу. Завтра вторая лекция, надо выспаться и отдохнуть. Потому кончаю. Спасибо всем за письма, Нютушке за отличную фотографию группы. Жду еще. Очень по всех по вас скучаю и жду не дождусь, когда увидимся. Карлинька, старенькая, хорошая, не забывай сынка! Ваш Доктор
Нютушка… ты наконец сообщила мне, что тебе в Наркомторге сказали о пылесосе. Ну, вот: прочти внимательно; я прошу, умоляю, волнуюсь (это не шутя, а совсем серьезно, даже до сердцебиения) – умоляю вас сейчас же, теперь же пойти в НКТорг и запросить разрешения. Я волнуюсь от небывалого, необычайного насилия вашего над моей волей, от вашей неделикатности. Вы могли бы выхлопотать разрешение, прислать его Ивану Альбертовичу [Фелиш И. А.] или мне и сопроводить письмом, в котором вы бы просили не тратиться и т. п., но так определенно и жестко не исполнять моей просьбы, моей заостренной мечты – оставлять мои руки непоправимо связанными – это скверно, скверно, гадко! НКТорг готов разрешить, а вы запрещаете; нет, я не ожидал, что вы такие гадкие, недобрые, жестокие. Еще раз прошу, ссылаюсь на мои боевые заслуги, на мои успехи, на книжки, которые я посылаю: Нютонька, солнышко, будь добрее всех остальных, не мучь меня больше, пойди сейчас же, сегодня же, выхлопочи безвалютную лицензию на Vampyr (RM.140) для дяди Фелиша. Я не уеду из Дортмунда, пока не узнаю, что ты все сделала, что можно. Добивайся, нажимай и т. д., но сделай этот подарок своему разогорченному Коле. Я увижусь в Берлине с дядей Ф., и если увижу, что ему не по средствам, – то я сам разрешу ему не делать этой траты для нас. Нютик, золотая моя, хорошая, сделай! Воображаю себе твое лицо, и мне кажется, что ты киваешь головой – сверху вниз. Ну, я буду спокоен, ты обещала ужé. Перечел этот кусок и опять заволновался, что вы подумаете, будто это в шутку. Нет, Нютонька, когда я шучу, то всегда так, что понятно, где шутка, а где – серьезное. Нет, я в самом деле мучаюсь этим пустяком. Значит, сделаешь? Да? Да?
…Очень рад, что тебе наконец купили хорошие чулки и что они в самом деле хорошие. Если только и в этот раз так же заботливо сверяли их цветá с раскрашенной бумажкой, как я это делал, то, значит, совсем хорошо. Ты ведь знаешь, как я в свое время пыхтел над выбором. Ну, теперь только узнай и сообщи мне, когда тете Мушке послать тебе из Парижа чулки, которые она купила. Не забудь ответить, смотри.
Твои хорошие братские отношения с Мерьгой меня очень-очень радуют. Он меня к тебе ревнует; ну а я ревновать не буду; дай бог, чтобы было еще и еще лучше. Так же рад, что ты читаешь и изучаешь книжки, которые я посылаю вам. Я только мечтаю, когда и я приеду и примусь за них. А книжки из Кельна («Modell-Eisenbahnen», и альбомы «Kölner Dom» и «Первые шаги железных дорог») вы получили? Ответь.
Увеличение Татьяны в лодке, что ты мне сегодня прислала, – наконец, действительно безукоризненное. Вот это – увеличение так увеличение. Присылай, роднуша, еще таких же, а за это спасибо. Теперь вижу, что хрюшка работает хорошо. ‹…› Ты большой молодец, Нютонька, так и печешь статейки, я читаю про это и горжусь, что у меня такая выдающаяся жена. Погоди, какая ты скоро будешь знаменитая, ужас; только тебе не это надо, я знаю; но главное, что тебе интересно и приятно изучать этот вопрос, у тебя, кроме способностей, много энергии и настойчивости, и вот это хорошо, и заставляет меня очень гордиться моей милой, замечательной женой – Нютонькой. И то, что ты работаешь над новым, сжатым стилем письма, и это хорошо. Нютик, почерк твоего «разбухшего» письма совсем не плох, а наоборот, лучше, чем он иногда бывал раньше. Я заметил, что в твоих письмах почерк особенно плохой тогда, когда ты горюешь или волнуешься; а вот в этом письме все ясно и разборчиво; значит, пиши так и впредь. Посылаю тебе чудесную книжку «Die Mikrobenjäger»[237]. Во-первых, прочти ее, во-вторых, посоветуйся с Сергеем о следующем: по-моему, ее необходимо перевести и издать в Госиздате. Не пощупает ли Сергей почву?
