— Почему несчастному? — не удержалась Луиза.

— В том мире прусский король был убит шпионами Людовика. А генерал открыл дверь убийцам. Не хочу называть его имени — здесь и сейчас он не совершил ничего дурного и, надеюсь, не совершит. Но там его имя стало презреннее Иудиного. Хотя он был всего лишь сломлен: после отравления жены ему пообещали, что все его дети умрут, а он был очень привязан к сыну. К сожалению, мальчик убил себя кинжалом, проклиная имя отца, породившего его на свет.

— Но как же тогда ненавидели самого короля?! — вскричала девушка, совершенно потеряв чувство реальности.

— О да. Его боялись и ненавидели все, включая союзников, — король оскалился от злобы. — Но Людовику это было безразлично. История не знала правителя, который так последовательно проводил в жизнь принцип «пусть ненавидят, лишь бы боялись».

— Кажется, этот король вовсе не был христианином, — голос Луизы дрогнул.

— Он и в вере Христовой увидел орудие для осуществления своих замыслов, — Людовик сделал неопределенный жест рукой. — Правда, вселенскую церковь он не жаловал, потому что даже тень подчинения папе была ему отвратительна. Зато он нашел поддержку своим замыслам среди недобитых гугенотов, каковые и составили костяк его тайных служб. Но, окружив себя мстительными гугенотами и сделав их своим орудием, он не принял их веру. Нет, король пошел дальше. По примеру англичан он создал свою церковь и объявил себя ее главой. Французы восприняли это, — с горечью закончил он, — почти без сопротивления.

— Почему? — не поняла девушка.

— Все дело в том, что Людовик не был обычным тираном, — принялся объяснять король. — Тираны жестоки, потому что злы, а самое ужасное в Людовике было именно то, что он вовсе не был зол. Целью его было благо Франции. Благо же он усматривал в богатстве и могуществе государства, и ни в чем более. Подданных он ценил в зависимости от приносимой ими пользы, прежде всего той, которую можно оценить в ливрах. Но он не разбрасывался их жизнями и не лишал достатка без необходимости. Его войны были подлыми, но солдат он берег. Он жестоко подавлял всякое инакомыслие и был равнодушен к искусствам, но покровительствовал наукам и ремеслам, поскольку считал их полезными. У него был дьявольский нюх на новшества. Кажется, он не сделал ни единой ошибки, оказывая поддержку и покровительствуя именно тем ученым и изобретателям, которые предлагали что-то дельное. И здесь он не ограничивался одной Францией, нет — он скупал умы повсюду. Например, двухцилиндровый паровой двигатель сделал для него бывший подданный русского царя, а первую механическую молотилку изобрел аргентинец. Это устройство использовалось также для казней, — добавил он. — Хочешь знать, как именно?

Луиза благоразумно промолчала.

— Итак, благодаря своим преобразованиям Людовик Пятнадцатый навсегда изменил историю Франции и всего мира, — эту фразу Его Величество произнес таким голосом, как будто повторял чужие слова. — Его потомки только следовали намеченным им курсом. Кстати, о потомках, — в голос короля вернулось чувство, — он подошел к этому вопросу весьма педантично. Не испытывая ни малейшей потребности в женщинах, он, когда подошел срок обзаведения потомством, приказал найти нескольких женщин благородного сословия, чьи предки отличались особенным здоровьем и долголетием. Такие были найдены, королевские лекари проверили их здоровье и отобрали трех. Говорят, они были уродливы, но Людовика это не волновало. Он оплодотворил их, дождался рождения потомства, а матерей заключил в Бастилию, чтобы они не мешали. Дети росли под надзором лучших воспитателей. Когда же дети подросли, он поступил так, как обычно поступают в таких случаях турки: убил всех мальчиков, кроме двоих, которые показались ему наиболее способными. Старшего из них он сделал наследником. Впрочем, он умер — говорят, отравился каким-то ядовитым составом собственного изготовления. Тогда наследником стал второй. Подготовив его как должно, Людовик Пятнадцатый передал ему власть и после двух лет ожидания сам принял яд. В предсмертной записке он объяснял свой поступок тем, что его интеллект слабеет, а сын слишком почтителен и может послушать совета отца в ситуации, когда необходимо принять самостоятельное решение.

Король помолчал, переводя дух, потом продолжил:

— В чем-то он был прав. Людовик Шестнадцатый почтительно реализовал все планы своего отца, включая самый грандиозный. А его отец планировал полностью уничтожить благородное сословие и все с ним связанное. Французы должны были стать колесами и приводными ремнями в огромной машине государства, лишенными каких бы то ни было прав, а также и чести. Аристократия никогда не смирилась бы с таким положением, и потому она была обречена. По той же причине были обречены и остатки католической церкви, не смирившиеся с королем в тиаре.

Девушка продолжала молчать.

— В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году были созваны так называемые Генеральные Штаты, которые урезали права аристократии и создали систему местного самоуправления. Она работала дурно, поскольку выборная система была изначально дурно спроектирована. Но во всех неурядицах обвинили духовенство и дворян, которые якобы сопротивлялись народному правлению. В тысяча семьсот девяностом году тайными королевскими распоряжениями было расстроено снабжение Парижа и других городов съестными припасами. Это спровоцировало восстания, на подавление которых были брошены верные власти войска под руководством достойнейших людей. Когда они убили достаточно парижан, король внезапно обвинил их в жестокости, назвал убийцами народа и сам встал во главе революции. Начались расправы, продолжавшиеся несколько лет. Людям рубили головы специальной машиной, чтобы ускорить процесс. Потом король объявил палачей преступниками и казнил всех, кто принимал участие в расправах… Все это, разумеется, делалось в интересах государства.

— Но ведь этого всего не было! — не выдержала Луиза. — А вы говорите так, будто видели своими глазами!

— Не видел, — усмехнулся король. — Я родился позже. Гораздо позже.

По позвоночнику Луизы зазмеился холод. Король говорил уверенно, но на безумца не походил.

— С твоего позволения, я опущу те события, которые происходили в течение последующих трех веков. Скажу лишь, что Французская империя неуклонно двигалась в том направлении, которое задал Людовик Пятнадцатый, наращивала свое могущество и шла от победы к победе. Правда, происходило это ценой все большего закрепощения подданных. В конце концов французы вовсе забыли, что такое свобода и наслаждение жизнью, и даже перестали нуждаться в этих вещах. Весь остальной мир смотрел на наше государство с ужасом и омерзением. Но французская опухоль расползалась по земному шару — медленно и неуклонно. В конце девятнадцатого века Франции принадлежала Африка и часть Азии. Из-за права владеть Китаем Франция развязала мировую войну, в которой погибло двадцать миллионов человек. В этой войне французы применили самые мерзкие способы умерщвления людей, начиная от ядовитых газов и