После о. Леонида в селе Верхне-Никульском служил о. Петр, который умер при храме и был похоронен у южной стены. Могилы о. Петра не сохранилось — как поехали трактора вокруг церкви, так всё своротили. Остался только деревянный крест с лампадкой. Отец Павел, присмотревший себе местечко на кладбище рядом с мологской монахиней Манефой и блаженной Евгенией, о тракторах у храма предупреждал за два десятка лет вперед.

— Отец, как же мы тебя Еньке в ноги положим? — хлопотали прихожане. — Давай в церковной ограде!

— А вот поедут вокруг церкви трактора по костям! — не соглашался отец Павел.

«Сказал, как в руку положил!» — вспоминают сейчас в Верхне-Никульском.

Вообще с захоронениями у церкви работы очень много. С южной стороны алтаря покоятся родственники княгини Магаловой-Азанчевской, у них было поместье в Мурзино. Магалова сейчас живет в Париже, создала благотворительный фонд помощи бывшим своим фамильно-родовым местам. Княгиню Магалову хорошо знают в Рыбинске, приезжала она в 1993 году и в село Верхне-Никульское. Надгробные плиты на могилах ее родственников вросли в землю, недавно их расчистили. Я разобрала одну из полустершихся надписей:

«Азанчевская (неразборчиво)

род. 19 октября 1862 г.

скончалась 1 сентября 1863 г.»

Раньше здесь был фамильный склеп, но потолок рухнул, потом пропала деревянная ограда.

Прямо за алтарем покоится и церковная староста Катерина Алексеевна Лебедева, верный помощник о. Леонида, о. Петра, а после них служил здесь о. Иосиф, украинец, но всего два года. На могиле Катерины Алексеевны стоит крест без надписи, но есть фотография — простое русское лицо, волосы повязаны платком, лет ей на фотографии около семидесяти. Действительно — «строгая и верная», видно, что много пережила и повидала на своем веку. До войны старостой Троицкой церкви был ее муж — наверно, погиб на фронте.

Сама Катерина жила в деревне Заломы — это 7 километров от Верхне-Никульского, на каждую службу пешком ходила — на всенощную и на обедню — а дороги тогда еще не было, как сейчас. Дорогу начали строить в 1959 году — как раз накануне приезда отца Павла.

Потом свой дом в Заломах Катерина Алексеевна продала и жила в правой сторожке при храме до самой смерти. Старостой она была опытной, потому-то сразу и сказала отцу Павлу:

«Приезжайте, мы вас возьмем».

Хотя внешность у о. Павла действительно была такая — маленький, худенький, кожа да кости, только черная борода, как у цыгана. Так и сказали в Верхне-Никульском, когда увидели, что Катерина ведет нового священника: «Черный, как цыган».

А как начал служить отец Павел в Троицкой церкви, то народ к нему «партиями валил» — приезжали многие из Борзова на службу к своему батюшке, из окрестных сел и деревень, из соседней Тверской области. А где народ — там и доход. Как-то раз пришла староста из Воскресенского — та самая, что отказала о. Павлу по причине его «непредставительной» внешности.

«Ну что, побраковала мной?» — шутя сказал ей о. Павел.

«С первых дней, как приехал, всё оживилось у нас, — вспоминают прихожане. — Он ведь монастырского воспитания, день и ночь работал. А службы какие!..»

Но благодатная красота богослужений нового священника, особый уют в храме, множество народа — все это явилось не сразу. Первым делом, как определили о. Павла служить в Верхне-Никульском, пришел он — вычистил туалеты, это был март месяц 60-го года.

Сначала туалеты вычистил, а потом в храм пошел всенощную служить. Церковный домик, где жили священники — и о. Леонид, и о. Петр, и о. Иосиф — вот уже несколько лет пустовал, потолок провис, того и гляди рухнет. Первую ночь о. Павел лег спать на столе, а голову положил там, где ниша от окна: «Если рухнет потолок, так хоть жив останусь».

В храме тоже все запущено, грязь, копоть. «Взял лопату и давай пол скрести лопатой». Потолки черные, лампадки чуть светят. «Сел отец Павел на амвон и ревит», — как рассказывают его близкие. За помощью — ну к кому обратиться? Просит брата:

— Шурка, приедь, помоги!

Вдвоем работали недели две.

— Я со стремянки ему все белилом и выбелил, — вспоминает Александр Александрович. — Это не чтобы маховой кистью хлоп! Потолок был — до чего же закопченый!

Однажды, когда белили потолки, соседка пришла, принесла молока и оладий. Поели. Остаток о. Павел стал прятать по карманам.

— Ты что делаешь? — спрашивает его Шурка.

— Так обидится, если оставим! — отвечает о. Павел.

«Вот какой был! — говорит Александр Александрович. — Мне бы даже не подумать».

И не было случая, чтобы о. Павел не отблагодарил кого-то за помощь. В сторожке сделали ему потолок. Рабочие приедут — он никого не отпустит без угощения, всех за стол посадит. Кладбище стал расчищать от завалов — там много было деревьев повалено — деревенские ребятишки прибегут, бывало, на помощь — он им то конфет, то пряников купит.

В течение пяти-шести лет кладбище привел в полный порядок. Подкрасил сам церковь, подремонтировал ее. На фасаде летнего храма на фреске краска пооблупилась — там был изображен лик Христа и голубь рядом. У о. Павла лестницы не было, он говорит соседскому мальчишке:

— Давай-ка с тобой, Володька, полезем.

Володька дома лестницу взял, поднялись на колокольню, а с колокольни перебрались на летнюю церковь. Поставили лестницу, отец Павел фасад подкрашивал, а Володька лестницу держал.

— Наверно, с неделю лазал, — вспоминает сейчас Владимир Иванович. — Всё голубя рисовал. Заберется, порисует, спустится, смотрит: «Чего-то не то». Опять лезет рисовать.

Так началось служение отца Павла при храме Святой Троицы на незатопленном островке мологской земли.

— Такой человек