теща, но не отваживалась его уверять. Некогда королева, по научению своей матери, ласкаясь к Саргу королевичу, со слезами говорила ему: «Какая бы тому была причина, что ты противу прежнего стал гораздо ко мне холоднее и почти не можешь терпеть моего присутствия?» И вместо же слез из глаз у ней катился бисер. Король, утешая ее, сказал с улыбкою: «Горячность моя от того уменьшилась к тебе, любезная моя королевна, что у тебя из глаз выкатился уже весь жемчуг и теперь остался только один бисер». Поелику догадался он, что теща его, ненавиствуя и злобствуя на свою падчерицу, извела ее, а меньшую свою дочь заставила представлять лицо Устиньи-боярышни.

Между тем королевичи, рожденные от утки, росли не по годам, а по часам, и два большие сына такие были завидные молодцы, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни же пером написать: первый из них назывался сын Данила, середний сын Гаврила, а последний, будучи недоносок, назван Недоседою. Оба большие брата были собою прекрасны и столь искусно играли на всяких вокальных инструментальных орудиях, что превосходили самых лучших музыкантов. В некоторый день оба большие сыновья просили у матери своей позволения и благословения всем троим идти в город для промышления себе пищи, объявляя притом, что они никак свою родительницу забыть не могут. Утка благосклонно выслушала их просьбу и согласилась их отпустить, приказывая притом, чтобы они не ходили на королевский двор, где могут вместо королевской милости получить себе от мачехи ее смерть. Оба сына обещались в точности сохранить повеление своей матери.

И так, простясь со своею матерью, большой сын, Недоседу по причине его малости посадя к себе в карман, пошли [сыновья] в город. Как только взошли они в оный, то случилось им идти мимо королевского дома, и они столь прекрасно заиграли на своих инструментах, что тотчас о сем донесли королю, который приказал их представить пред себя. Придворные служители, исполняя повеление своего короля, учтивым образом остановили музыкантов и предложили им, что король требует их к себе. Долгое время отговаривались они идти на королевский двор, напоследок, убеждены будучи сильною просьбою, склонились. Лишь только они предстали к королю Саргу, то сей, удивляясь красоте их лица и великому искусству в музыке, спрашивал у них, какого они рода. «Мы горькие сироты, — отвечали королевичи, — и не можем донести вашему величеству, кто у нас были родители. Пропитание же себе имеем от своего искусства, ездя по разным городам». Король, выслушав сие, сжалился над ними и говорил им, чтобы они остались жить при нем. Теща же королевская, зная подробно о них, предлагала со своей стороны королю, чтобы он их отпустил, потому что в его славном королевстве довольное число и лучше сих находится музыкантов. Но король Сарг ее не послушал и приказал им отвести комнату недалеко от своей спальни. Королевичи же чувствительно благодарили короля за его о них попечение, и, взошед в определенную им комнату, меньшего своего брата Недоседа, вынув из кармана, посадили в печурку, по сем начали играть на своих инструментах, и король, чувствуя к ним внутреннюю любовь, взирая на них, неутешно плакал. Сарг, услаждаясь довольное время слушанием музыки, напоследок поблагодаря их, пошел в свою спальню для вкушения приятного сна, позволил и им оставить свою игру и успокоиться. Бабка невинных королевичей дышала на них чрезвычайною злобою; и как скоро они полегли спать, то она умертвила всех троих, дав им в кушанье некоторого яду.

В следующий день король Сарг, вставши со своего великолепного ложа, пошел в покой своих музыкантов, желая посмотреть на них спящих, и, взошед в их комнату, увидел, что они мертвы, и весьма сему удивляясь, проливал обильные источники слез. Потом приказал сделать три гробницы, и положа в оные трех братьев, поставить в церкви на три дня, думая, что они, может быть, оживут. Сверх того повелел при церкви быть в сие время наисторожайшему караулу, дабы до трех дней никого не пускали в церковь.

Утка же между тем узнала, что дети ее умерщвлены злобною мачехою, неутешно о сем плакала и рыдала и не могла вытерпеть, чтобы к ним не полететь в церковь. И так в первую ночь прилетела в церковь, и, с гробницы на гробницу перепархивая, начала куковать: «Ку-ку, сын Данила, ку-ку, сын Гаврила, ку-ку, сын Недоседа! Не приказывала я вам на королевский двор ходить, но вы меня не послушались, и там извела вас моя мачеха». А во время кукования из глаз ее катился крупный жемчуг. Слыша сие, караульные сперва пришли в великий ужас, но как уже во всю ночь продолжалось оное, то они, истребя свой страх, примечали со вниманием и в следующее утро вознамерились о сем обстоятельно донести самому королю, который запретил караульным, чтобы о сем никому больше не объявляли, а сам принял намерение на другую ночь быть тому очевидным свидетелем. Весь тот день король провел в несказанной печали и по наступлении ночи, не объявляя никому, пошел прямо к церкви, в которой, став в удобное место, дожидался прилета утки. Недолго было медление, вскоре потом прилетела серая утка и, перепархивая с гробницы на гробницу, по-прежнему начала куковать, из глаз же ее катился крупен жемчуг. Король догадался, что это была его супруга, и не могши более вытерпеть, схватил утку, которая превращалась в разные гады, но король, зная, что они ему вредить никак не могут, не выпускал их из своих рук; напоследок она превратилась в веретено, которое Сарг, переломя на колено, говорил: «Была ты серая утица, но теперь будь по-прежнему Устинья-боярышня». Лишь только успел король сие вымолвить, то вдруг предстала пред ним его супруга. Он весьма сему обрадовался и, узнав от своей супруги, что причиною сего была злобная ее мачеха, нимало не медля, повел ее с собою во дворец, куда пришед, не говоря ни слова со своею тещею, приказал ее повесить на воротах с обеими ее дочерями и расстрелять. После сего, учинив пристойное погребение трем своим сыновьям, стал жить в великой любви со своею супругою.

38. Сказка о Труде-королевне

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был король с королевою, которым Бог даровал дочь столь прекрасную, что сколько они ни имели у себя портретов королевен, то все она превосходила. Родители, желая знать о судьбе своей рожденной дочери, спрашивали мудрецов, славящихся в то время своими гаданиями, долго ли рожденная их дочь проживет на свете