Шрифт:
Закладка:
Соколов доказывал, что, учитывая широко распространенные в народе антисемитские настроения, приходится забыть староинтеллигентские «табу» и «идти за общим голосом России». Без антисемитской пропаганды невозможно сформировать национальное сознание, уверял Брат № 1.
Вот и приходится нам держаться на последней мыслимой позиции (она «там» ЕЛЕ приемлема!), что мы призываем только против ЕВРЕЙСКОЙ власти, а не против еврейского НАСЕЛЕНИЯ вообще. Дальше ни ради каких интеллигентских «белых перчаток» податься некуда. Мы только силимся, твердя о ХРИСТИАНСКОМ характере будущей Русской национальной революции, призывать не трогать мирных еврейских обывателей, мелкоту, женщин и детей. Тут на Ваше справедливое замечание, что, как до переворота дойдет, «доказывай, что ты не верблюд» (или какое-то сравнение в этом роде) мы можем только сказать, что для нас, русских убежденных патриотов, РУЧЕЙ случайной даже и неповинной еврейской крови все-таки стоит дешевле, чем РЕКИ русской неповинной крови, уже пролитой, еще льющейся и неминуемой к пролитию, пока будет Советская власть.
Впрочем, в отношении «еврейского вопроса» Соколов ломился в открытую дверь. Амфитеатров, по свидетельству его сына, «сделался антисемитом» по крайней мере еще в 1918 году[444]. Хотя ему, видимо, претила та вульгарная форма, в которую юдофобские идеи были облечены на страницах «Русской Правды».
Соколов просил не отождествлять БРП с Высшим монархическим советом Маркова 2-го: «Мы всякий голореставраторский дух почитаем не только безумием, но и преступлением (никаких расправ над „крестьянишками“! Никакого возврата земли, взятой от помещиков! Никакой классовой мести! Уничтожение сословных привилегий и равенство всех перед законом!)». Брат № 1 замечал, что знак равенства между БРП и крайними реакционерами ставит П. Н. Милюков, который является «представителем просоченной еврейством интеллигенции, которая, не любя большевизма, предпочитает однако призывать к его медленному „изживанию“, жертвуя реками русской крови, чтоб только не пролить еврейского ее ручья».
Обращение к Амфитеатрову именно в данный момент Соколов объяснял тем, что после нескольких лет относительно «мирной» работы БРП, учитывая народные настроения, перешло к активным действиям.
Народ больше нечего убеждать, что ему плохо, и рассказывать, что такое большевизм. Его надо призывать к действию и подавать сигнал «общей раскачки». В этом году мы этот сигнал подали, и нашими силами открыли целую серию выступлений, повстанческих и террористических, по всей России[445].
В этих условиях БРП как никогда нуждается, во-первых, в правильном освещении своей борьбы, во-вторых,
с переходом к широким выступлениям нам для «особых» начинаний понадобились и «особые» средства, для привлечения которых нужна атмосфера сочувствия. Между тем положение наше бесконечно трудно потому, что мы, при нашей законспирированности (без которой нас слопает без остатка ГПУ) не можем «ходить по людям», прося денег, или устраивать публичных собраний с речами членов нашего Центра, словом, не можем делать все то, что так просто и удобно делать участникам хотя бы «Борьбы за Россию»[446].
Амфитеатров, несомненно, был ценным приобретением БРП. Он страстно пропагандировал деятельность Братства в эмигрантской печати и неустанно призывал к материальному содействию этой единственной, с его точки зрения, боевой организации Русского зарубежья. В особенности импонировал Амфитеатрову пропагандировавшийся и якобы применявшийся БРП терроризм. В цикле газетных статей, собранных впоследствии в книжке «Стена Плача» и «Стена Нерушимая»[447], Амфитеатров обрушился на эмиграцию за ее пассивность, скупость и равнодушие к судьбе родины и православия.
«Отчего мы такая дрянь?» — задавался вопросом автор «Господ Обмановых», сравнивая реакцию евреев на оскорбление арабами иудейской святыни Стены Плача в Иерусалиме (арабы проделали в ней отверстие для удобства прохода паломников в мусульманскую святыню — мечеть Омара) и русских на разрушение часовни Иверской Божией Матери на Красной площади, поскольку она якобы мешала уличному движению. Вялая реакция русских контрастировала с активным протестом евреев, приведших к столкновениям с арабами в Иерусалиме; евреи, в отличие от русских, проявили солидарность; их протесты прокатились по всему миру[448].
Единственно, кто заговорил тогда к русскому миру тем языком, какого требовал момент, было опять-таки Братство Русской Правды, ответившее на ужас события воплем гневного призыва:
«Именем Бога и России призываем всех Русских граждан, готовых постоять за Божье и Русское дело, начать против представителей власти жестокий и беспощадный террор. Не людям служим, Богу и Родине служим. Русский террор есть Божий меч. Да здравствует Русский народный террор!»
Это, вот, слова настоящие, слова мужчин, слова воинов, слова «ополчившихся», слова «взявших меч», не страшась от меча погибнуть.
[…] каждые два месяца оглашают братья свои успешные достижения и свои горестные утраты. И, если дело не так быстро и широко, как хотелось бы, если оно вынуждено двигаться в путах кустарности, это уж вина не делателей, но эмиграции, оставляющей его на попечении «лепт вдовицы», которые, само собою разумеется, падают очень скудно[449].
Две темы: пассивности и скупости эмиграции, когда речь идет о пожертвованиях на борьбу с большевиками, и защита терроризма как метода борьбы с ними являются основными в «братской» публицистике Амфитеатрова.
Есть материал, есть рвение. Вот в июльско-августовском бюллетене «Братства Русской Правды» выразительное увещание — «к особому вниманию»:
«Братьям не заваливать начальников просьбами об отправке на Д[альний] Восток[450]. У БРП лишних денег на прогоны нет».
А дальше уясняется, что люди, мол, и здесь нужны, ибо «врага надо дожимать всегда и со всех сторон».
Совершенно справедливо, но, вот, о мотивировке: «денег на прогоны нет». И их, мне известно, действительно нет. БРП, единственная вооруженно действующая организация зарубежного или, точнее назвать, порубежного активизма, живет впроголодь, «босы ноги, грязно тело и едва прикрыта грудь». Воюет оно, чудом Божиим, —
