Геродот с отвращением отвернулся.

Анхере укоризненно посмотрела на раненого. Потом вздохнула и начала читать над ним заклинание, прикладывая поочередно к его пальцам и ребрам амулет уджат из красной яшмы. Он снова запротестовал, но, увидев, что бакет хмурит брови, на этот раз сдался.

Настес приготовил по ее указанию лечебный напиток из мандрагоры и меда. Мис каждый день ходил на рынок за коровьим молоком, а Лид раздобыл несколько шариков меконина, чтобы Геродот не мучился бессонницей.

Однажды галикарнасец услышал, как Анхере обсуждает с Настесом состав мази от головной боли. Разговор шел на смеси египетского и койнэ, поэтому он понял только то, что лекарство связано с Исидой и Ра. Но голова перестала болеть уже на следующий день.

Тогда он попросил карийца раскрыть секрет снадобья.

— Да нет никакого секрета, — добродушно рассмеялся Настес. — Эту мазь готовят на основе обычных трав: размолотых ягод кориандра и можжевельника, меконина из маковых зерен, толченого корня мандрагоры... В смесь добавляется мед... Все из того, что я назвал, растет в Элладе...

Помедлив, добавил:

— Не хотел тебе говорить, но раз уж ты спрашиваешь сам, то должен знать... Анхере принесла с собой еще кое-что... В общем, попросила меня добавить в мазь волосы посаженного на кол преступника и жир летучих мышей.

Геродота чуть не стошнило, а кариец принял виноватый вид.

Небриду галикарнасец завернул в чистую холстину, после чего аккуратно уложил в сундук на кошели с драхмами. Рядом с амулетами Улиада: тетом, джедом и статуэткой Амона. Сверху пришлось набросать стеблей полыни и тимьяна для отпугивания насекомых.

На третий день вечером в жилую комнату вошла Тасуэи. Усевшись на корточках возле тюфяка галикарнасца, она положила ладонь ему на лоб. Браслет с золотыми и сердоликовыми кошками сполз на запястье. Солнечные рыбки тиляпии на поясе жрицы мелодично зазвенели.

Карийцы обменялись понимающими взглядами, а затем поднялись и вышли во двор.

— Жара нет, это хорошо, — серьезным тоном сказала хесит.

— Да я здоров! — бодро заявил Геродот. — Надоело валяться!

И уселся спиной к стене, набросив на бедра мятый хитон.

— Ты сама-то как? — участливо спросил он Тасуэи.

— Устала, — честно ответила хесит, развязывая голубую траурную ленту, чтобы снять тяжелый парик, — мало спала... На поминки умершего уаба весь Мемфис собрался. Поминальная трапеза растянулась заполночь... Гостей было столько, что слуги не справлялись... И потом эта ужасная церемония Отверзания уст и очей перед входом в гробницу. Никак не могу привыкнуть к тому, что живому теленку на глазах у коровы отрезают переднюю ногу... Можно я рядом с тобой полежу?

— Конечно, — Геродот подвинулся.

Он устроился рядом с Тасуэи, повернувшись к ней лицом. Почувствовал нежный цветочный аромат лаванды, жасмина, акации... Ему хотелось положить руку ей на бедро, провести пальцами по изящному изгибу талии, добраться до шелковистой кожи на груди... Но он не был уверен, что она позволит.

Некоторое время Тасуэи и Геродот молчали.

— Я знала, что ты поправишься, — вдруг сказала хесит.

— Откуда?

— Тамбурин молчит, — непонятно ответила Тасуэи.

— Какой тамбурин? — удивился галикарнасец.

Хесит созналась, что еще в детстве чуть не стала добычей крокодила. Пошла к Нилу за водой, только опустила в реку кожаное ведро, как вдруг отчетливо услышала звук тамбурина — быстрые глухие удары и звон бубенцов.

От удивления она выпрямилась. Начала оглядываться, думала, что музыкант сидит где-то рядом. И тут сильный плеск... Тасуэи отшатнулась, а из стены тростника выскочил крокодил.

— Он в ведро вцепился... Зубы так страшно клацнули... Я от неожиданности упала на спину, но успела отползти. Крокодил на меня не бросился, потому что был занят ведром... Потом развернулся и опять ушел в воду вместе с добычей. Вот с тех пор этот тамбурин просыпается, если беда рядом... А сейчас он молчит.

— Расскажи что-нибудь, — попросил галикарнасец.

Тасуэи улыбнулась:

— Ладно... Дай подумать... Ну, например... Ничего, что грустная?

Тоже улыбнувшись, Геродот кивнул.

Тасуэи продолжила:

— Был в Египте такой фараон — Сенусерт. Эллины называют его Сесострисом. Он первым из фараонов проплыл на военных кораблях из Аравийского залива до самого Эритрейского моря, чтобы покорить народы Пунта... Так вот... Пока он воевал, Египтом управлял его брат. Брату, конечно, не хотелось возвращать трон Сесострису. Тогда он пригласил фараона вместе с женой и шестью сыновьями на пир. А сам отлучился по надуманному делу. По его приказу слуги обложили пиршественный зал дровами, облили маслом и подожгли... Когда в зал повалил дым, Сесострис бросился к жене за советом. Та ему говорит: «Придется пожертвовать сыновьями... Но только двумя из шести. Положи их рядом в огонь, а мы выберемся по их телам наружу»...

— И что? — изумленно выдохнул Геродот. — Он так и сделал?

— Ага, — кивнула хесит.

— Чудовище! — рявкнул галикарнасец. — Она не мать! И Сесострис твой тоже хорош... Детоубийца!

— Да? — усмехнулась Тасуэи. — Погибли только двое из семьи, а могли бы все... Ты бы как на их месте поступил?

Геродот замялся:

— Не знаю.

— То-то и оно, — усмехнулась хесит. — Я тоже не знаю... На самом деле я не уверена, что все было именно так... Когда я проходила инициацию, мне мистагог задал этот вопрос. Я тоже заметалась, как ты... А он говорит: «Не думай, потому что