– Это не твоя клетка… Лайза. Это твой новый дом. Твоя сказка, которая обернулась явью.

– Замок в облаках, из которого я не могу выйти? – Лайза качает головой. – Ты хороший охотник, Коул. Ты приманил меня красивыми словами и красивыми поступками. Даже истинное имя своё назвал – зная, что в вашем мире я не смогу этим воспользоваться, как и любой смертный, которому неведом нужный ритуал. Потом накинул на меня силок и поволок за собой, да ещё сковал руки и засунул в рот кляп. А после этого предлагаешь мне спеть. – Она щурится на солнце, сдувая длинную чёлку с глаз. – Для тебя это забава, как для тилвитов? Только ты предпочитаешь обольщать жертв в комфортной обстановке, поэтому утаскиваешь их с собой? Или ты ждёшь, пока я достаточно присмирею, чтобы ты смог приволочь меня на один из ваших пиров и похвастаться родне, какой диковинной зверюшкой ты разжился в человеческом мире?

– Это – не забава, – голос сида звенит холодным серебром. – Под твоей кожей течёт наша кровь. Она заставляла тебя бежать из железных тисков города в лес, она заставляла тебя бродить и петь в одиночестве. Ты рождена для этого мира, не для того. Твоя жизнь должна пройти здесь.

– И кто ты такой, чтобы решать, для чего я рождена? Ты возомнил, что я готова променять семью и дом на тебя?

– Я желаю тебе чего угодно, только не зла. И я знаю, что ты любишь меня. Я чувствовал это. Я чувствую это сейчас.

Лайза смеётся – тихо, невыносимо горько.

– А Эш предупреждал, что все вы одинаковые. Что вам не стоит верить. А я успокаивала его, что готова к печальному концу, – говорит она, когда ветер уносит последние отзвуки её смеха, исчезающие среди яблонь. – Я правда была готова. К тому, что ты уйдёшь и бросишь меня, как отец. Но ты оказался ещё хуже. Даже одежду у меня забрал во сне, без моего ведома.

– Ты говорила обо мне с братом?..

– С кем-то же мне надо было об этом говорить. И не с мамой, реакцию которой на счастливое известие, что дочь пошла по её стопам, легко предугадать. – Лайза улыбается кривой, пугающей улыбкой. – Ты прав. Я любила тебя. И сейчас, наверное, люблю. И, наверное, ушла бы с тобой, будь я уверена в тебе. Тогда, у холма, когда ты меня остановил, – я думала, ты решил остаться в Харлере ради меня, и в тот миг… странно, прошёл только миг, но я поверила, что ты правда любишь меня. Что ты готов ради меня на всё, а значит, и я пожертвую чем угодно ради тебя. Но ты потащил меня в прореху и доказал, что ты именно такой, какими я всегда вас считала. – Как бы ни пугала её улыбка, когда она исчезает с девичьих губ, это пугает больше. – Верни меня домой, Коул. Иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы выжечь мою любовь, и тебе останется чувствовать лишь мою ненависть. И рано или поздно я всё же наберусь смелости, чтобы сделать этот шаг вниз.

– Я не позволю тебе сделать его.

– Ты не сможешь следить за мной вечно. А я никогда не перестану пытаться – и всё равно не буду твоей. Рано или поздно, так или иначе, но тебе придётся расстаться со мной. Лучше сделать это сейчас, когда прошёл только месяц. Когда мы ещё не возненавидели друг друга. Поверь мне хотя бы на этот раз.

Сид неподвижно стоит посреди тропинки. Родниковая вода журчит вокруг его босых ног с тонкими лодыжками, оголёнными белыми бриджами.

Сид смотрит на смертную девушку, в лице которой ещё так недавно светилась любовь, а теперь нет ни тени её; взгляды их, обращённые друг на друга, странно контрастируют с окружающей безмятежностью.

Сид подаётся вперёд – и Лайза отшатывается, но он проходит мимо. Останавливается у калитки, одним движением открывает её – от себя, заставив повиснуть над пустотой, – и знакомая песня срывается с его губ, вплетаясь в мелодию ветра, шелестящего листьями яблонь, перебирающего их, точно чётки.

Коул смолкает, когда солнечные лучи в небе за калиткой преломляются, будто ломаясь в невидимых стёклах.

– Идём, – протянув Лайзе руку, просто говорит он.

После долгих секунд колебания она всё же подходит ближе, чтобы недоверчиво вложить пальцы в его ладонь. Взявшись за руки, словно дети, они делают шаг в пустоту – и вместо того чтобы упасть, бесследно исчезают за едва видимой гранью двух миров.

Их ноги касаются зелёной травы где-то немыслимо, безумно далеко, и Лайза оглядывается на холм, поросший вереском. Кольцо буков смыкается вокруг него; сквозь лиственные кроны просвечивает серое, с сизым отливом небо. Невидимое солнце клонится к горизонту, наполняя лес тенями и прохладой близящейся ночи.

Всё так же, как в день, когда они прощались – и одновременно не так.

– Деревья… – Лайза подходит к стволу ближайшего бука. – Они… другие. Это точно Харлер?

Сид лишь жмёт плечами:

– Дойдём до города, и убедишься.

– Провожать меня не нужно.

– Если ты не позволишь мне, я пойду за тобой незримым.

Она раздражённо мотает головой. Прислушавшись, направляется туда, откуда доносится шум волн, и Коул тенью следует за ней.

Они идут по берегу озера, воды которого отливают тревожным цветом дыма, пока Лайза не останавливается.

– Тропинка через лес, которая ведёт к Динэ. Мы уже должны были её увидеть, но её всё нет и нет. – Она смотрит на стену буков с тёмной листвой и скрюченными стволами, высящуюся перед ними. – Куда ты меня притащил?

– В Харлер. К озеру Горм. Лайза, мне незачем обманывать тебя. Если мы не видим тропы, значит, мы до неё ещё не дошли.

Лайза смотрит на него, снова на лес – и глаза её ширит испуганное понимание.

– Время в наших мирах течёт по-разному, – шепчет она. – Сколько… сколько лет прошло в Харлере с тех пор, как ты меня утащил?

Когда она стремглав кидается в лес, во взгляде сида впервые блестит нечто, похожее на удивление.

– Лайза! – Коул устремляется за ней; ноги его почти не касаются травы. – Лайза, стой!

Она не слушает. Просто бежит вперёд, подобрав юбку, пока длинные концы шёлкового пояса цепляются за деревья, царапая нежную ткань.

Старые буки наконец расступаются, лесную темень сменяет чистая серость дневного света, – и сид со смертной девушкой замирают на краю круглого котлована размером с маленький городок. Безжизненного, выжженного: будто что-то взорвалось в самом его центре, и огневая волна уничтожила всё, что раньше было на этом месте, а успокоилась, лишь дойдя дотуда, где сейчас стояли они двое. По ту сторону котлована угадываются полуразрушенные небоскрёбы, с которых осыпалось всё стекло, оставив один голый бетон – развалины города, потихоньку рассыпающиеся в пыль под серыми тучами.

– Это что, Динэ? – слабым голосом спрашивает Лайза.

Коул не отвечает, и трудно понять, в чьих глазах сейчас больше страха.

Поодаль раздаются весёлые голоса, и сид со смертной девушкой одновременно поворачивают головы на источник звука. Тот находится футах в пятидесяти от них – компания из пяти-шести человек, столпившихся рядом с громоздким чёрным джипом.