Шрифт:
Закладка:
Возразить было нечего, ощущение безысходности и собственной беспомощности заставило Линдиэль злиться — снова на пути препятствия, которые нельзя преодолеть! Да сколько можно?!
А если получится разобраться с отдельно взятой хворью отдельно взятого смертного — заметит ли это Астальдо? Важно ли это будет для него?
Размышления прервала приближавшаяся ругань в коридоре на три голоса: два мужских, один из которых был очень хорошо знаком, и женский — крайне жалобный.
— А ну цыц!
— Сам цыц!
— Фу таким быть! Фу!
— Цыц, сказал!
Митриэль хищно улыбнулась и, не дожидаясь, когда троица зайдёт, сама открыла перед ними дверь:
— Пока не научитесь говорить — не приходите!
Женщина со страдальческим видом прижала руку к низу живота и простонала:
— Бо-ольно-о!
— И мы, — указал вниз знакомый смертный, — опять.
— Я не знаю, что делать, — схватилась за голову Зеленоглазка. — Их уже трое!
— Зато я знаю, — валинорская знахарка вышла в коридор, всё-таки впустив несчастных в дверь и позвала стражей: — Заприте этих троих вместе где-нибудь. И никого к ним не пускайте! Никуда их не выпускайте! Иначе скоро у нас всё войско будет выть при испражнении.
Линдиэль и колдунья переглянулись: поступок Митриэль, возможно, был правильным, но выглядел слишком жестоко.
— А вы двое, — знахарка, зло сверкая глазами из-под вуали, посмотрела на подруг, — идите и проверьте, все ли здоровы в поселении. Если ещё таких найдёте, уводите от сородичей. Возьмите воинов для этого. И нечего жалеть этих хворых! Из-за них остальные передохнут.
Дочь лорда Новэ подумала, что совсем не для этого ехала в Барад Эйтель, однако, похоже, настал новый этап преодолений на пути к мечте. Если спасти одну жизнь, возможно, Астальдо этого не заметит, но если всё поселение…
Мысль воодушевила, и эльфийка начала собираться в путь. Главное, не дрогнуть.
***
Находившееся за пределами достроенной части крепости поселение Фирьяр напоминало муравейник: туда-сюда сновали взрослые и дети, вроде бы занятые чем-то, но, если приглядеться, становилось понятно — большинство лишь делали вид, будто работали, — эльфы ведь заставляли учиться возводить нормальные дома и прокладывать дороги! Однако стоило контролю ослабнуть, дело тут же останавливалось. Было видно: некоторые Нолдор уже на пределе терпения.
Линдиэль осталась ждать вместе со стражей, а Зеленоглазка отправилась объяснять еле сдерживавшим брань строителям-эльфам, что необходимо на время прервать работу, чтобы знахари могли осмотреть селян и проверить, все ли здоровы.
И тут случилось странное: как только Младшие поняли, что от них хотят, все, кто смогли, попрятались по домам и заперли двери.
— Не вламываться же к ним, — рассмеялась колдунья, подозвав Линдиэль и стражу. — Только представьте это: мы, все такие дивные, светлые, прекрасные вышибаем дверь домишки, врываемся и призываем: «А ну сняли штаны и задрали юбки! Нам посмотреть надо!»
Дочь Новэ Корабела захохотала, воины присоединились к веселью.
— Не волнуйтесь, — отмахнулся один из архитекторов, — я знаю к ним подход.
— Скажешь, что осмотр порадует Нолофинвэ? — подмигнула Зеленоглазка.
— Есть способ лучше, — загадочно улыбнулся эльф. — Понимаешь, целительница, смертные только кажутся непроходимыми тупицами. Но это обманчивое впечатление! Да, они многого не умеют и не знают, однако хитрости и приспособляемости им не занимать. Я наблюдаю за Фирьяр и могу утверждать с полной уверенностью — они не почитают верховного нолдорана, которого даже не видели никогда, поэтому, возможно, совсем не понимают, что это за существо диковинное. Однако смертные замечают, что для нас король Нолофинвэ — нечто великое и ценное, поэтому, чтобы нравиться нам, Младшие охотно восхваляют нашего владыку.
— И что это меняет? — пытаясь понять логику рассуждения, поинтересовалась Линдиэль. — Чем это поможет нам?
— Ничем, — развёл руками архитектор. — Но именем верховного нолдорана приказывать смертным мы не станем. Я просто пообещаю каждому, кто поможет быстрее всех проверить, целый день отдыха от работы. А особо усердным — два.
— Гениально! — хлопнула в ладоши колдунья. — Теперь мы точно справимся быстро.
Наблюдать, как строители-Нолдор убеждают смертных отпереть двери, было очень смешно, и даже мрачные мысли о будущем заболевших отступили и перестали о себе напоминать.
***
— Мама! — маленький мальчик с совершенно белыми волосами выбежал из дома вслед за больной женщиной, сальным взглядом рассматривавшей эльфов. — Мама!
Ребёнка попыталась догнать старуха, причитая и охая, однако это удалось далеко не сразу, и малыш успел вцепиться в подол платья Линдиэль, посмотреть снизу вверх большими умоляющими глазами:
— Мама!
Дочь лорда Новэ ощутила пробирающий до костей холод.
— Отдайте маму! — очень чётко произнёс мальчик, и мир Линдиэль рухнул.
Пока старушка, славя Нолофинвэ, кланяясь знахарям, ругаясь в сторону больной женщины словами: «Ядина» и «Юха» и картаво извиняясь, забирала ребёнка обратно в дом, эльфийская леди не могла найти в себе силы даже пошевелиться. Осознание, что ребёнок любит свою мать, какой бы она ни была, лишило опоры под ногами, заставило снова, с особой силой почувствовать себя ненужной, одинокой и бесполезной: ни мужа, ни детей, ни какого-то конкретного дела… Одни метания и бессмысленная погоня за мечтой.
Именно сейчас пришло понимание, что ни одно начинание не было доведено хоть до какого-то значимого успеха и неизменно заканчивалось провалом, потому что каждый раз путь сворачивал к слишком высокому пьедесталу, на котором восседал Астальдо.
— Не волнуйтесь, — голос Зеленоглазки, усиленный и изменённый чарами, прозвучал со всех сторон, — ваших близких забрали не надолго. Мы их вылечим. А если не забрать, вы все заболеете!
Эльфийки переглянулись, наблюдая, как в повозку грузили хворых, которых, к счастью, оказалось совсем немного — только пятеро, однако, вероятно, у кого-то пока просто не проявились признаки заразы. Перед глазами до сих пор вставали крайне неприглядные картины осмотра и реакции смертных на необходимость оголиться. Большинство мужчин начинали откровенно кокетничать и хвастаться, словно орган между ног был неким особым достоянием, заслугой или наградой за великие труды. Ужасно, когда гордиться больше нечем!
«Этому поколению уже не помочь!» — слова Митриэль звучали в голове страшным приговором. Неужели она права?
— Нет, не надо, — колдунья всё поняла по взгляду леди, — не говори этого.
— Но от моего молчания ничто не изменится, — напряжённо сказала Линдиэль, — мы должны заранее решить, что делать, когда станет ясно, что наши
