состоит в том, что воины в полном боевом облачении сходятся в конных или пеших поединках. На это приходят посмотреть люди со всей округи. Каждый поединок судят знающие люди, а затем самые искусные и храбрые воины получают награду из рук красивых женщин.

Госпожа Эржебет, до сих пор пребывавшая в полном недоумении, вдруг поняла:

- Погоди. Ты говоришь про рыцарское состязание?

- Отец называл это "состязание витязей", - ответил Влад. - Мой отец, когда участвовал в состязании, даже получил награду - золотой перстень от одной дамы.

- Золотой перстень от дамы? В самом деле? От одной из тех красавиц, которые награждают победителей и могут повлиять на решение судей?

- Да...

- Ого! Так это же настоящая история любви! Молодой рыцарь, прекрасная дама, покорённая его подвигами... - Эржебет вдруг необыкновенно оживилась и её свита тоже. Женщины, прежде невнимательные, теперь навострили уши и даже подались вперёд.

- Ну-ка сядь возле меня и рассказывай, - шутливо приказала хозяйка замка. Она оглянулась вокруг себя, но не нашла ничего, куда гость мог бы присесть, поэтому просто освободила скамеечку, служившую ей подставкой для ног, и лёгким движением мыска подтолкнула эту скамеечку к Владу.

- Рассказывай, что за перстень, и кто была та дама, наградившая твоего отца, - повторила Эржебет. - Я-то думала, к нам из Валахии приехали люди очень строгих нравов, считающие, что поклоняться женской красоте - грех, а оказывается, даже влахам не чужда обходительность в любовных делах.

Влад не понял, что это за "обходительность в любовных делах", поэтому не знал, как продолжить повествование. Он сел на предложенную скамеечку и молча смотрел на слушательниц.

- Ну и как же звали ту даму? - спросила Эржебет. - Впрочем, её имя мне всё равно ничего не скажет. У меня нет знакомых в германских землях, но всё равно интересно. Твой отец, должно быть, повторял имя этой дамы часто?

- Нет, не повторял. Я ни разу не слышал, - пожал плечами Влад. - Я видел только кольцо. Отец показывал его мне и моему старшему брату. Кольцо было совсем маленькое и не очень ценное, но отец им очень дорожил...

- Да? - перебила Эржебет. - Очень дорожил? Значит, он действительно любил ту даму. Несомненно.

- Нет, - Влад немного опешил, - отец дорожил кольцом не из-за дамы, а потому что получил его с большим трудом. Отец никогда прежде не участвовал в состязаниях витязей... рыцарей, но сразу выиграл. Он гордился этим.

- Выиграл с первого раза? - улыбнулась хозяйка замка. - Именно такие победы очень нравятся женщинам. Нет, это не могло остаться без последствий. Уж поверь мне.

- Дело было не в даме, - повторил княжич и мысленно добавил: "Чего ты взялась изображать всезнайку?"

"Состязание состоялось очень давно, - рассуждал он. - В те времена Эржебет была совсем маленькой девочкой - лет двух или трёх - и никак не могла оказаться в Нюрнберге. И знакомых у неё там нет - она ведь сама сказала! Так зачем ей вздумалось спорить о том, что делалось без её участия?" Княжич даже немного обиделся.

- Сёчке, ты знала про перстень и про даму? - громко спросила хозяйка замка.

- Нет, не знала, - ответила Сёчке, по-прежнему сидевшая в отдалении.

- Ты прожила в этой семье почти год и не знала? - всё больше воодушевлялась Эржебет. - Тогда иди сюда и послушай. Ну же! Это ведь очень занятно. Сейчас мы всё выпытаем.

Не дожидаясь, пока Сёчке подойдёт, Эржебет продолжила расспросы:

- Твой отец носил это кольцо на пальце? Или на шее, повесив на цепочку?

- Он не носил, а оставил на сохранение моей матери.

- Твоей матери? Надо же! А она что на это сказала?

- Она была не очень довольна, - вынужденно признался Влад.

- Вот видишь! - воскликнула Эржебет. - Нас, женщин, в таких делах не проведёшь. Мы обо всём легко догадаемся. Мы сразу чувствуем, где есть любовь. Получается, твой отец много лет продолжал помнить ту даму.

- Нет, - продолжал настаивать княжич, - отец не любил ту даму, он любил мою мать.

И вдруг гость понял, о чём должен рассказывать, чтобы хозяйке замка и остальным женщинам сделалось интересно. "Если им так хочется услышать красивую историю о любви, то пусть слушают", - решил Влад и рассказал про своих родителей. Рассказал, как его отец ездил свататься в Молдавию, и как мать схитрила во время сватовства, притворившись, что умеет стирать, шить и готовить. Рассказал княжич и про то, что случилось после смерти дедушки Мирчи, и как тревожилась мать, пока отец вынужденно "гостил" у турков. Речь также зашла о семейном обычае, появившемся после второго отцова возвращения, когда мать на радостях не смогла удержаться на ногах:

- Тогда отец решил, что в следующие разы будет извещать о своём приезде заранее.

Пока длилось повествование, слушательницы успели окружить Влада со всех сторон. Сёчке попросила служанок перетащить её кресло из дальнего угла зала и поставить рядом с креслом Эржебет. Сами служанки уселись справа от княжича на ковёр, а две, которым не хотелось сидеть за чужими спинами, приволокли откуда-то медвежью шкуру и устроились слева. Женщины, принадлежавшие к свите Эржебет, то и дело ёрзали вместе со стульями, занимая более удобное положение. Ласло плюхнулся на пристенную лавку в некотором отдалении и болтал ногами. Он особо не слушал, но и не мешал.

Шуту Пустозвону безжалостно указали на дверь, поэтому посторонние звуки не отвлекали княжича. Лишь иногда раздавались короткие вопросы и возгласы:

- А она? А он? А дальше? Вот жалость! Правда? Ах! Ой, как же замечательно! А дальше? А она? А он?

Через некоторое время после начала повествования Влад поймал себя на том, что смотрит не на лица, а на то, как слушательницы дышат. Это было хорошо видно в вырезах платьев и помогало понять, что из рассказа особенно понравилось. Если Влад видел, что слушательницы начинали дышать часто, то говорил обстоятельнее, с подробностями, а если видел, что все успокоились, то ускорял повествование.

Конечно, княжичу нравилось, что его слушают, но где-то в глубине души он жалел, что не может повторить всё слово в слово, как рассказывал отец. Поведение слушательниц властно диктовало, про что говорить, а про что нет, поэтому приходилось многое пропускать и выбирать только то, что