Быть может, он хотел сделать как лучше. Но никому не становилось веселее от его игры.

– Не надо, Вадзим, пожалуйста, – Велга сжалась, точно уворачиваясь от звуков. – Не надо…

Медленно он опустил гусли с вороновой головой и перьями, вырезанными на светлом дереве.

– Я подумал, тебе станет легче. Песня сердце лечит…

Вадзим был проще. Человечнее. И слова с ним нужны были другие.

– Нет песни, которая меня вылечит, – из груди вырвался не голос, скрип. Чужой, ломаный, резкий. – Нет ничего… и сердца нет. Его вырезали. Кусками… вот, – скрюченные пальцы ткнули в грудь, – вытащили, выкорчевали. И ничего не осталось. И меня тоже. И я не хочу оставаться, – слова вылетали плевками, слезами. – Нет песни, которая сможет выразить мою тоску. Только вой.

Раскачиваясь, она распахнула рот в безмолвном вое, и в ушах гудело, а мир вокруг кружил в тумане, и в нём потерялись и берег реки, и костёр, и гусляр, и даже Кастусь. Осталась одна Велга.

Крадучись подступали со всех сторон звуки, но Велга зажмурила глаза, сгорбилась, пряча лицо.

– Нет-нет…

Пальцев коснулось нечто влажное, горячее. Снова, настойчивее. И короткие когти уткнулись в колени.

– Мишка…

Тёмные глазки-бусинки смотрели с тревогой. Оказалось, он успел так вырасти, что доставал ей до колен, если вставал на задние лапы. И левое ухо как будто по волшебству выпрямилось, тогда как правое смешно висело. Мишка крутил головой, озабоченно вглядываясь в её лицо, отчего уши раскачивались, точно он пытался взлететь.

Он запищал, потянулся мокрым носом к лицу и лизнул её в губы.

– Ох, фу, – Велга попыталась увернуться, но он уже подскочил и, сильно толкаясь крепкими лапами, залез на колени, ткнулся в шею, подбородок, нос. – Хватит, – отмахнулась она, но щенок лез настойчиво и не оставлял выбора, кроме как принимать его мокрые, слюнявые поцелуи, обнимать тёплую пушистую шкурку и прижимать ближе к сердцу.

Вокруг, кажется, не было никого, кроме них двоих.

– Мы не можем уберечь всех, кого любим, Велга, – вдруг раздался со стороны, из тумана голос гусляра. – Но тем ценнее время, что выделено нам судьбой быть рядом. А дальше… нужно идти дальше.

Она не обернулась, не посмотрела на Вадзима. Велга взяла на руки Мишку, точно младенца, забаюкала, и он, раскинув в стороны огромные уши, распахнув пасть в дурацкой безбашенной улыбке, довольно захрюкал.

– Я не хочу идти дальше, – обескровленными губами проговорила Велга. – И не могу.

– Со временем станет легче, – пообещал Вадзим. – И тебе нужно идти. Ради своего брата… да и хоть ради этого блохастого.

– У него нет блох, – надула губы Велга.

– Хах…

– А есть ли у неё будущее?

Велга обернулась на Галку. Она уже и забыла про неё. Ворона сидела с другой стороны костра, хмуря светлые брови. Она расставила ноги в стороны, согнув в коленях, ссутулилась.

– Белый должен тебя убить, – объяснила она. – Я хорошо его знаю: он сделает всё, что прикажет госпожа.

– Но он ведь однажды уже отнял меня у неё…

Галка скривила губы:

– Ага… Но не подумай, что он сделал это из любви или из жалости. Он никого не любит и не жалеет. Не умеет. – Опустив голову, она вытащила из груды хвороста палку и принялась чертить что-то на земле перед собой. Велге было видно только всклоченный затылок и грязные торчащие сосульки волос. – Не обманывай саму себя…

Ветка в её руке двигалась резко, дёргано, и в свете костра видно было, как поднималась пыль.

– Не то чтобы он такой… просто не умеет. Белый родился мёртвым. Его смерть при рождении поцеловала, – проговорила Галка с какой-то неожиданной детской обидой, точно было что-то завидное в этом.

В недоумении Велга оглянулась на Вадзима. Тот поймал её взгляд и прижал гусли к груди.

– Так говорят. Его родили раньше срока. Сбросили. Мёртвым, – отрывисто произнёс Вадзим. – А потом Белого… поцеловала смерть. По крайней мере, так говорят.

– Но как же он тогда выжил? – нахмурилась Велга. – Раз его смерть поцеловала?

– Госпожа решила, – раздражённо произнесла Галка, – что не будет забирать Белого, что он полезнее здесь.

– Какая ещё госпожа? Ваша княгиня? Боярыня?

Галка рассмеялась скрипуче, точно ржавая дверная петля.

– Ты так и не поняла?

– Что? – Велга переводила взгляд с Вадзима на Галку.

Один вжал голову в плечи, другая тихо, хрипло покашливая, смеялась.

– Во даёшь, – довольно крякнула Галка, потешаясь. – Так и не поняла? Кому мы можем приносить дары? Кому можем служить?

Она хлопнула себя по коленям и вскочила на ноги легко, точно кошка.

– Кому мы, наёмные убийцы, можем служить?

Галка обогнула костёр, и языки пламени ярко осветили веснушчатое остроскулое лицо.

– Кто единственный на всём свете, – хищно скалясь, перекатывая каждый звук на кончике языка, произнесла Галка, – может повелевать чужими жизнями? Кто держит в руках нити человеческих судеб?

– Создатель, – не задумываясь ответила Велга и потянулась правой рукой ко лбу, чтобы осенить себя священным знамением.

Галка перехватила руку за запястье, и Велга застыла, не смея пошевелиться. Медленно, наслаждаясь страхом, вкушая ужас по каплям, Галка наклонилась и заглянула прямо в глаза. В её – серых, ледяных, с зелёными рысьими крапинками – плескалось хищное злорадство.

– Создатель мёртв, как и мертвы все боги, – прошептала она ядовито. – Есть только смерть.

Её слова застыли ледяной коркой на губах. Велга не могла вздохнуть.

– Наша госпожа – богиня-пряха, единственная из всех богов, кто существует, тогда как все боги мертвы. Наша госпожа – Морена-смерть.

Мишка на коленях Велги поднял голову и утробно зарычал. Галка бросила на него раздражённый взгляд и отпустила запястье.

– Плоть – земле, – проговорила она в сторону.

И ей тут же эхом отозвался Вадзим:

– Душу – зиме.

Стрелял искрами в небо костёр. Шипел огонь. И тёмная, непроглядная ночь собралась вокруг. Она была густой, как кисель. И окутывала со всех сторон, звенела тревожными трелями ночных птиц.

– Что это значит? – глядя на огонь не мигая, спросила Велга.

– Это наша клятва, – ответил ей Вадзим. – Клятва её Воронов.

– Я… я про Морану, – имя забытой богини далось тяжело.

Тяжелее, чем песня речному ящеру, тяжелее, чем язык северян и песни кметов. В Старгороде помнили ещё старых богов предков, но говорили о них редко, всегда с осуждением и никогда – как о живых. Боги предков сгорели в свете Создателя. Это знали все.

– А что с ней?

– Как она… я не верю… её не может быть. Создатель…

– Нет твоего Создателя, глупая девчонка, – вспылила Галка. – Нет и не было никогда. А если и был,