– Ты не можешь этого знать… Только Клюв…

– Могу, я убила своего Клюва, – хохотнула Галка. – Убила за то, что она взяла заказ на тебя, проткнула её сердце насквозь. А теперь ты, Белый… у меня не остаётся выбора. Я пыталась. Честное слово, я пыталась. Но теперь мне нужно твоё сердце.

– Злобная дрянь, – выплюнул он в поднявшийся от костра сноп искр.

– Я люблю тебя, братик, – неожиданно пискляво произнесла Галка. – Но ты урод. Тебя быть не должно. Ты же уничтожаешь всё вокруг. Ты меня уничтожаешь, и унижаешь, и убиваешь. Ты такой же, как матушка. Вас не должно быть.

И её, этой злой девчонки, тоже. Они все должны были умереть. Но жили, чтобы забирать чужие жизни.

– А договор заключила госпожа. Сам знаешь, я бы не смогла получить знак без её благословения, – Галка вскинула левую руку, показывая шрам. – Но обряд прошёл. Заказчик принёс в жертву ворона, прочитал заклятие призыва. Всё как положено. Госпожа благословила сделку.

Это безумие. Это всё безумие. Зачем госпоже стравливать своих Воронов друг против друга?

– Ещё не понял? Госпоже плевать на нас. Как и твоей любимой матушке. Они только пользуются нами и выкидывают, если становимся бесполезны. Но я не позволю себя выкинуть. Слышишь? Я не позволю этой безумной старухе закопать меня в могилу рядом с Вороной.

– Так чего ты хочешь?

Она дёрнула плечами и потрясла головой, откидывая пряди с глаз.

– Хочу, чтобы никто не посмел меня тронуть. Хочу быть в безопасности. А этого не будет, пока жива матушка. Я люблю тебя, Войчех, правда, – она вдруг хлюпнула носом. – Но не могу тебя оставить. Рано или поздно мне бы пришлось убить тебя. Ты не способен любить, братик, и потому опасен, как бешеный пёс. А бешеных псов принято убивать.

– Может, я и не умею любить, Штяста… только ты меня любишь. И матушка тоже меня любит, – он не сдержал ехидной улыбки, заметив, как ранили его слова. Тупая, озлобленная дрянь. Она всегда и всем завидовала: ему, Грачу, Вороне, матушке. Ей всегда так отчаянно хотелось получить чужое. – А вот тебя, жалкая тварь, никто никогда не любил.

И она вскрикнула с болью, с ненавистью, яростью, гневом и бесстрашием. И пролетела сквозь огонь точно настоящая птичка. Велга вскрикнула. Белый ударил.

Но Галка пронеслась мимо. Шустрая. Слишком.

И оказалась за спиной Велги.

– А что будет, если я убью твою девчонку? – нож коснулся тонкой шеи. Рыжие кудри собрали в кулак, оттянули назад. – Тогда ты умрёшь в любом случае: если не от моего клинка, так в наказание за нарушенный заказ госпожи.

Велга взвизгнула и замерла, не смея пошевелиться, пока клинок щекотал её шею.

– Ты всё это время искал, кто же нас пытается стравить? Так это госпожа, Войчех. Её забавляет наблюдать за тем, как мы умираем. Так если в любом случае один из нас умрёт…

Клинок прочертил линию от шеи к груди Велги и ниже, к самому сердцу. Он дрожал в руках Галки.

А Велга не отрывала глаз от Войчеха. Она смотрела с ужасом и… надеждой и верой. Она верила в него. Надеялась на него – на своего убийцу. На того, кто убил её мать, разрушил её жизнь.

Но Белый никогда ничего не выбирал сам. Он всегда был оружием в чужих руках: госпожи, матушки, заказчиков. Он никогда не принимал решения, пока впервые не пошёл против чужой воли. Пока не спас Велгу Буривой.

Время будто застыло, потому что Войчех успел разглядеть и её полные дикого страха глаза, и распахнутый в безмолвном крике рот, и вскинутые, точно для защиты, руки. Мишка упал на землю и вдруг сорвался, вцепился Галке в ногу.

Белый успел ударить сестру по руке. Нож упал на землю. А Галка – в его когти.

Он обхватил её за шею, придушил. Она взвизгнула, затрясла ногами. Мишка с Велгой отскочили в сторону, а Белый сжал сильнее.

– Пойдём, – прошипел он, – Штяста…

И потащил её к могиле.

Сестра упиралась, визжала, хватала за руки, всё пыталась укусить. Он волок её к матушке.

– Нет, – сестра хрипела, задыхаясь, – нет… курва… мразь… нет…

– Войчех, отпусти её…

Плакала Велга. Завывал маленький рыжий щенок у её ног. Но Белый Ворон почти не слышал их. Они были далеко, там, за гранью, во тьме. А здесь в его руках билась птаха в силках.

– Матушка, – Белый вложил нож в безвольную руку старухи, направил остриё, – забери её себе.

– Нет! Нет! Нет!

Галка укусила его за руку, расцарапала ногтями. Она вырывалась, пинала землю. Но она была слабее.

Белый Ворон не прощался, не мешкал и не размышлял.

Нож вошёл в сердце. Быстро, легко.

Сестра дёрнулась в его объятиях.

– Вой…

– Штяста, – прошептал он ей на ухо.

И подхватил на руки.

– Ты спасёшь матушку и меня, сестрёнка, – произнёс он тихо, точно баюкая, и неожиданно для себя и вправду закачал Галку на руках.

Она была лёгкая, точно пёрышко. Каждую косточку можно было почувствовать сквозь тонкую обгорелую кожу.

Её глаза, серые, с жёлтыми, почти огненными в отблесках костра крапинками, вдруг показались удивительно живыми, яркими.

– Войчех…

– Плоть – земле, – едва шевеля губами, прямо ей в губы прошептал Белый, целуя на прощание. – Душу – зиме…

Белый Ворон почувствовал, как жизнь сестры утекала в его руки. И положил скорее на землю, рядом с матушкой, отошёл в сторону, чтобы случайно не забрать посмертки. Это не его жертва. Не его добыча.

Галка не шевелилась. Белый щурил глаза, пытаясь разглядеть, вздымалась ли её грудь, но сумрак подобрался слишком близко к костру. Ворон вдруг покачнулся, схватился за голову, пытаясь устоять на ногах.

– Велга, – прохрипел он.

Но она не ответила.

Никто не мог ему ответить, потому что никого не осталось. Только пустота. Ночь. Зима.

Было тихо, невыносимо тихо. И даже ночное стрекотание полей пропало. Весь мир вокруг погрузился в пустоту.

Он попытался снова позвать Велгу, но только захрипел и испугался, что забыл и её имя тоже. Что они заставили его забыть…

И ледяное, как дыхание первых заморозков, ощущение чужого присутствия коснулось губ.

– Войчех…

Он понял, что зажмурил глаза, точно снова стал мальчишкой, что впервые повстречал госпожу и не мог заставить себя посмотреть на неё. Не мог, как ни пытался. Морена была тут, меньше, чем в шаге от него. Держала ли она в руках нить его