Сталин стал ненавидеть врачей. Они были ему уже не нужны. По его вине в тюрьме уже находился цвет российской клинической медицины. Ему было абсолютно безразлично, если бы к ним подсадили хирургов, окулистов, отоларингологов, инфекционистов и стоматологов. Вообще всех людей в белых халатах. Лично для него медицина перестала существовать.

Отечественным врачам Сталин мало доверял, как и В. Ленин, который в своем письме к А.М. Горькому, узнав, что того лечит от туберкулеза какой-то русский врач Манухин, написал ему следующее: «Дорогой Алексей Максимыч! Известие о том, что Вас лечит новым способом “большевик”, хотя и бывший, меня ей-ей обеспокоило. Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! Право же, в 99 случаях из 100 врачи-товарищи – “ослы”, как мне раз сказал один хороший врач. Уверяю Вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. Пробовать на себе изобретения большевика – это ужасно!! Только вот контроль профессоров неапольских… если эти профессора действительно знающие… Знаете, если поедете зимой, во всяком случае заезжайте к первоклассным врачам в Швейцарии и Вене – будет непростительно, если Вы этого не сделаете! Как здоровье теперь?

Ваш В. Ленин»

(написано в начале ноября 1913 г. Послано на о. Капри, Италия. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. Том 48. С. 224).

Со времен В.И. Ленина наша медицина шагнула далеко вперед, так что у Сталина всегда была возможность получить квалифицированную медицинскую помощь. Показываться иностранным врачам, которые, по его мнению, писали потом у себя в стране о нем, что им вздумается, он не хотел. В собрании сочинений Сталина есть такая заметка, появившаяся в «Правде» 3 апреля 1932 года: «Ответ на письмо председателя телеграфного агентства «Ассошиэйтед пресс» Г. Ричардсона.

Г-ну Ричардсону.

Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР.

И. Сталин».

Академик Мясников вспоминал, что начальник ЛечСанупра Кремля говорил ему, что «последние три года до своей последней болезни Сталин к врачам за медпомощью не обращался. На его большой даче в Кунцеве не было даже первых необходимых средств, не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства. Хоть бы сестру завели под видом горничной или врача под видом одного из полковников – все-таки человеку 72 года!

С каких пор у него гипертония – тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил). Хотя окружающим он нередко жаловался на мучившие его головные боли. Светлана, его дочь, интеллигентная и симпатичная молодая жена Ю.А. Жданова (доцента-химика, заведовавшего отделом науки ЦК КПСС), рассказывала, что на ее просьбы показаться врачам “папа отвечал категорическим отказом”. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода».

Природа позаботилась о защите мозга человека. Его кровоснабжение в известной мере работает автономно, имея собственную систему регуляции. Но до определенного предела. Когда артериальное давление зашкаливает за 180 мм ртутного столба, мозговой кровоток начинает пассивно следовать за увеличением общего артериального давления.

Не всегда мозг вовремя сигнализирует своему хозяину головной болью о близости беды. Сталину требовалось регулярно измерять кровяное артериальное давление и при необходимости применять препараты, способные снизить его до нормальных величин. Ничего этого он не делал, подвергая себя неоправданному риску.

Как пишет Шепилов, многих ему удавалось вводить в заблуждение: «Иногда мы даже говорили между собой: как хорошо Сталин выглядит, свежий, розовый, не зная, что эта “розовость” гипертоническая. Не зная потому, что, как передавали приближенные люди, Сталин не признавал врачей. Он годами не показывался специалистам. Только уезжая в отпуск к морю, он иногда разрешал посылать туда известного ему зубного врача (он рано потерял зубы). После же организации чудовищного по своей патологии “Дела врачей” Сталин в каждом враче видел скрытого врага и террориста. Поэтому истинное состояние здоровья Сталина никому не было известно…

Частенько после заседания Президиума он с друзьями часами проводил у себя на даче время за ужином. Ел горячие жирные блюда с пряностями и острыми приправами. Пил алкогольные напитки, часто делал только ему ведомые смеси в стакане из разных сортов коньяка, вин и лимонада. Поэтому все считали, что Сталин здоров. От переедания у Сталина нередко случались затяжные поносы, тогда он был вынужден постоянно находиться вблизи туалета.

Близкие к Сталину люди не могли не замечать все большего нарастания у Сталина за последние годы психопатологических проявлений. Так, в разгар веселого ужина с самыми близкими ему людьми – членами Президиума ЦК – Сталин вдруг вставал и деловым шагом выходил из столовой в вестибюль.

Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у приоткрытой двери, напряженно и долго вслушивался, о чем говорят без него. Конечно, все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает, но делали вид, что не замечают этого. Сталин подозрительно всматривался во всякого, кто по каким-то причинам был задумчив и невесел, требовал, чтобы все были веселы, пели и танцевали».

В описании Шепилова причиной поносов у Сталина было переедание. На самом же деле у Сталина был дисбактериоз и хроническая дизентерия. Частые поносы были для него настоящей катастрофой. Они мучили его неделями. Борис Илизаров описывает такой ставший ему известным из воспоминаний Микояна случай:

«Верховный главнокомандующий ни разу не выезжал на фронт!.. Зная, что это выглядит неприлично, однажды (в 1942 году), когда немцы уже отступили от Москвы, поехал по Минскому шоссе, поскольку оно использовалось нашими войсками и мин там уже не было. Хотел, видимо, чтобы по армии прошел слух о том, что Сталин выезжал на фронт. Однако не доехал до фронта, может быть, около пятидесяти или семидесяти километров. В условленном месте его встречали генералы (не помню кто, вроде Еременко). Конечно, отсоветовали ехать дальше – поняли по его вопросу, какой совет он хотел услышать. Да и ответственность никто не хотел брать на себя или вызывать неудовольствие его. Такой трус оказался, что опозорился на глазах у генералов, офицеров и солдат охраны. Захотел по большой нужде (может, тоже от страха? – не знаю) и спросил, не может ли быть заминирована местность в кустах возле дороги? Конечно, никто не захотел давать такой гарантии. Тогда Верховный главнокомандующий на глазах у всех спустил брюки и сделал свое дело прямо на асфальте. На этом “знакомство с фронтом” было завершено, и он уехал обратно в Москву».

«Судя по приведенному эпизоду, – пишет Борис Илизаров, – Микоян, как и другие соратники, видимо, не знали о частых расстройствах желудка вождя».

В своих воспоминаниях Шепилов неоднократно подчеркивает,