Сказали ему: «Будь проклят!

Чашу испей до дна!..

И песня твоя чужда нам,

И правда твоя не нужна!»

«Обратите внимание, – пишет Юрий Мухин, – на мистику этого произведения. За 50 лет до своей смерти Сталин не только предсказал, за что его убьют (“…правда твоя не нужна”), но и, судя по всему, довольно точно предсказал, как именно его убьют, – “вместо вина отраву налили в чашу ему”».

Версия отравления Сталина совершила новый виток. К 50-летию со дня смерти Сталина, как сообщает «Нью-Йорк таймс», секретарь российской государственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий Владимир Наумов и американский историк Джонатан Брент подготовили книгу «Последнее преступление Сталина». Они утверждают, что «Никита Хрущев, Лаврентий Берия, Георгий Маленков и Николай Булганин сумели подмешать в обед диктатору “вещество без вкуса и запаха, использующееся для разжижения крови, а также как крысиный яд”».

В.А. Неговский. Профессор сообщает, что он дал подписку 30 лет хранить молчание о последних часах жизни Сталина. Спустя многие годы он наконец сказал: «Сталин умер от обширного инсульта. Как простой смертный».

С.Д. Игнатьев. Интервью никогда не давал, поэтому благополучно пережил всех и остаток своей жизни спокойно наслаждался вольготной жизнью персонального пенсионера. Вот он-то как раз знал абсолютно все.

Сталин лечиться не любил, врачам не доверял

Однажды Сталину сказали, что врачи получают очень мало, нельзя ли прибавить. На что Сталин ответил: «Хорошего врача люди сами прокормят».

Старый, страдающий многими серьезными болезнями человек сознательно лишил себя не только систематической медицинской помощи, которую ему могла бы предоставить Кремлевская больница как руководителю государства, но и той, которую имели рядовые граждане страны в обычных районных поликлиниках.

Почему так случилось? К концу жизни Сталин сильно одряхлел. Он стал замечать появление у себя многих необратимых признаков старости. И он хорошо понимал, что могут сказать ему на этот счет врачи. Поэтому вынужденно симулировал здоровье. Он сознательно отгородился от медицины. В том числе и от своего многолетнего лечащего врача академика Виноградова, который, однажды осматривая Сталина, указал ему на опасность продолжения активной работы. Виноградов как-то неосторожно поделился своими соображениями по поводу болезни Сталина с одним из своих коллег, сообщив ему, что «у товарища Сталина уже было несколько опасных гипертонических кризов». Берия, узнав об этом через своих осведомителей, при случае указал Виноградову на его промах: «Хороший ты человек, Владимир Никитич, но язык у тебя длинный». Он не преминул также оповестить об этом Сталина. Сталин вскоре с Виноградовым расстался. Говорят, что именно тогда, по личному распоряжению Сталина, многие его медицинские документы были уничтожены.

Аналогичная история, как некоторые утверждают, ранее приключилась с выдающимся российским невропатологом, психиатром и психологом Владимиром Михайловичем Бехтеревым, который в далеком 1927 году осматривал Сталина.

«Заключение Владимира Михайловича было безрадостным. Неуравновешенная психика. Прогрессирующая паранойя с определенно выраженной в данный момент чрезмерной подозрительностью, манией преследования. Болезнь обостряется сильным хроническим переутомлением, истощением нервной системы. Только исключительная сила воли помогает Сталину сохранять рассудительность и работоспособность, но этот ресурс небезграничен. Требуется тщательное обследование и длительное лечение хотя бы в домашних условиях. А главное – отдых, воздух, снятие психического давления, физическая закалка организма. И, разумеется, постоянный щадящий режим с учетом возраста.

Из всего того, что рекомендовал Бехтерев для поправки здоровья, Сталин изъявил согласие выполнять лишь два условия: систематически принимать лекарство и отдохнуть осенью возле моря, походить на охоту. О сокращении объема работы не могло быть и речи». Это выдержка из романа Владимира Успенского «Тайный советник вождя» (М.: Советский патриот, 1990), в котором обобщено все то, что, по разным свидетельствам, известно о диагнозе, поставленном Бехтеревым Сталину. Доподлинные ли это слова Бехтерева? Но «нет дыма без огня». За здорово живешь невропатологов и психиатров не приглашают.

Вскоре после визита к Сталину Бехтерев скоропостижно скончался. Теперь гадают: роковое ли это совпадение или спланированное преступление. Многие сходятся во мнении, что, невольно раскрыв тайну ущербности психики Сталина, Бехтерев сам подписал себе смертный приговор. Визит Бехтерева к Сталину получил огласку.

Из этой же книги: «Мало ли что может сорваться с его языка. И тогда конец политической карьере…

Этот новый пунктик, мучавший Иосифа Виссарионовича, все сильнее давил на психику. Впоследствии выяснилось, что перед смертью Бехтерева у него побывал Лаврентий Павлович и грузин интеллигентного вида. Они привезли ученому виноград, другие фрукты, хорошее вино. Владимир Михайлович был весел, охотно отведал дары солнечного Кавказа. Но сия трапеза оказалась для него последней. Об этом рассказала женщина, находившаяся тогда вместе с Бехтеревым (по некоторым данным, именно ее (его вторую жену) заставили стать отравительницей Бехтерева).

После похорон у нее побывал спутник Берии, предупредил, чтобы она никогда и нигде не упоминала о тех, кто приезжал в гости».

Чем Сталин болел в детстве, более-менее известно. Так, в пятилетнем возрасте он перенес оспу, после чего сверстники дали ему кличку Чопур, что означает «Рябой». Кличка попала даже в жандармские документы. Петербургские меньшевики впоследствии переделали ее в «Иоська Корявый».

В 10–11-летнем возрасте, 6 января 1890 года, в день крещения, в Гори, у Сталина произошла тяжелая закрытая черепно-мозговая травма: «Возле Акопской церкви в узкой улочке собрался народ. Никто не заметил, что сверху мчится фаэтон с пассажиром. Фаэтон врезался в толпу как раз в том месте, где стоял хор певчих. Сосо хотел перескочить улицу, но неожиданно на него налетел фаэтон, ударил его дышлом в щеку, повалил на землю и, на счастье, переехал лишь через ноги. Нас окружила толпа, – вспоминает учитель духовного пения С.П. Голидзе. – Подняли потерявшего сознание ребенка и доставили его домой».

Молодого Сталина отвезли в лечебницу в Тифлис, где он довольно долго пробыл и поэтому около года не учился. «Помню, как Сосо попал под фаэтон и на волосок спасся от смерти, – это вспоминает другой очевидец происшествия – Георгий Хабелашвили: – Кучер, правивший фаэтоном, был оштрафован и приговорен к месячному заключению». После этого случая Сосо получил прозвище Геза, что означает «Кривой».

Из сохранившихся медицинских карт Сталина следует, что в детстве его не обошла стороной малярия. В феврале 1909 года он перенес возвратный тиф. Предполагают, что до революции у Сталина был туберкулез. В 1915 году во время ссылки в Сибирь (Туруханский край) он приобрел мучивший его до конца жизни суставной ревматизм, обострявшийся во время частых ангин и гриппа.

О нелюбви Сталина обращаться к врачам вспоминает А. Микоян. Однажды «Сталин вышел из кабинета с перевязанной рукой. Я это увидел впервые и, естественно, спросил, что с ним. “Рука болит, особенно весной. Ревматизм, видимо. Потом проходит”. На вопрос, почему он не лечится, ответил: “А что врачи сделают?”».

Как-то вождь обронил академику Г.Ф. Лангу, лечившему Горького: «Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков. Они лечатся сухим вином и надевают бурку».

Болезни Сталина позднего времени старательно скрывали от посторонних глаз. О них теперь можно говорить лишь предположительно, на основании различных косвенных признаков.

Известный советский психиатр профессор Е.А. Личко, выступая в сентябре 1988 года в «Литературной газете», попытался научно обосновать природу циклических волн параноидальных обострений, появляющихся у Сталина под