Что в этом рассказе заслуживает внимания, так это неприкрытый намек Хрущева на насильственный характер смерти Сталина.

Первого секретаря ЦК Албанской компартии Энвера Ходжа непрекращающаяся критика Сталина в эпоху Хрущева, как пишет Николай Зенькович, заставила задуматься: не свидетельствует ли это о нечистой совести наследников Сталина, не совершили ли они злодеяние, которое хотят оправдать задним числом?

В своей речи от 24 мая 1964 года Энвер Ходжа заявил: «Советские лидеры – заговорщики, которые имеют наглость открыто рассказывать, как это делает Микоян, что они тайно подготовили заговор, чтобы убить Сталина».

На митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации во главе с Яношем Кадаром 19 июля 1964 года Хрущев во всеуслышание фактически признал факт насильственной смерти советского диктатора:

«Сталин стрелял по своим. По ветеранам революции. Вот за этот произвол мы его осуждаем… Напрасны потуги тех, которые хотят руководство изменить в нашей стране и взять под защиту все злоупотребления, которые совершил Сталин… И никто не обелит…Черного кобеля не отмоешь добела. (Аплодисменты)… В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли так же от топора, как свою власть поддерживали топором».

«Слепая Фемида изощренно пошутила, – писал Владимир Тендряков, – предоставив Хрущеву расправиться со Сталиным. Судьей палача стал человек, которого Сталин считал шутом… Не случись этого, нам до сих пор бы внушали: идем по сталинскому пути! “Черные вороны” рыскали бы по улицам наших городов, пыточных дел мастера усердствовали бы в застенках, и наверняка продолжалась бы агрессивно-остервенелая внешняя политика, ни о каком мирном сосуществовании не могло быть и речи. Не исключено, над планетой прорастали бы грибы термоядерных взрывов, человечество вымирало бы от радиоактивности».

С.Н. Хрущев – сын Никиты Сергеевича Хрущева:

«Пятого марта 1953 года отец возвратился домой раньше обычного, где-то перед полуночью. “А как же дежурство?” – пронеслось у меня в голове. Пока отец снимал пиджак, умывался, мы молча ожидали, собравшись в столовой. Он вышел, устало сел на диван, вытянув ноги. Помолчал, потом произнес: “Сталин умер. Сегодня. Завтра объявят”. Он прикрыл глаза.

Я вышел в соседнюю комнату, комок подкатился к горлу, а в голове сверлила мысль: “Что же теперь будет?”

Я искренне переживал, но мое второе “я” как бы со стороны оценивало происходящее, и я внутренне ужаснулся, что глубина моих чувств недостаточна, не соответствует трагизму момента. Однако большего не получилось.

Отец продолжал сидеть на диване, полуприкрыв глаза. Остальные застыли на стульях вокруг стола. Я никого не замечал, смотрел только на отца.

Помаявшись, спросил: “Где прощание?” “В Колонном зале. Завтра объявят”, – как мне показалось, равнодушно и как-то отчужденно ответил отец. Затем он добавил после паузы: “Очень устал за эти дни. Пойду посплю”.

Отец тяжело поднялся и медленно направился в спальню.

Я был растерян и возмущен: “Как можно в такую минуту идти спать? И ни слова не сказать о нем. Как будто ничего не случилось!” Поведение отца поразило меня».

Откуда ему было тогда знать, что его отец вернулся после завершения серьезной работы, в результате которой от него самого и его семьи удалось отвести десятилетиями исходящую от Сталина смертельную опасность.

Моральное состояние Хрущева в то время хорошо описал Владимир Тендряков: «Он вскормлен Сталиным, воспитан Сталиным, а потому лучше кого бы то ни было знает, сколь тягостно и чревато опасностями это воспитание. На его глазах хватали виднейших государственных деятелей и ставили к стенке…Добро бы к стенке, а то рвали ногти, ломали кости, отбивали почки, грубо измывались, подлейше унижали, прежде чем спровадить на тот свет. Сам Хрущев многие годы ждал своего часа, засыпал ночью, не надеясь увидеть утро, шел на прием к Сталину и не рассчитывал вернуться обратно. Жил и ждал, ждал и дрожал. Вскормлен и воспитан, но благодарности к воспитателю не испытывал».

Сейчас перед Хрущевым внезапно открывался политический простор.

С.Л. Берия – сын Л.П. Берии. О том, что произошло со Сталиным, Серго Лаврентьевич, по его словам, узнал от матери, когда пришел домой пообедать: «Мама сидела заплаканная» и сразу же сказала сыну: «У Иосифа Виссарионовича удар, и, по всей вероятности, он не выживет».

– Ну что ты плачешь? – спросил Серго. – Помнишь ведь, что отец говорил…

Комментируя эти слова, Николай Зенькович считает, что речь шла о том, что готовил им Сталин.

Нина Теймуразовна (жена Берии), разумеется, обо всем знала – Лаврентий Павлович действительно предупреждал семью о том, что может с ними случиться.

– Знаешь, – ответила, – я все понимаю, но мне его все равно жаль – он ведь очень одинокий человек.

С.П. Красиков – охранник Сталина, написавший книгу «Возле вождей»:

«Скоропостижная смерть вождя, который накануне чувствовал себя достаточно сносно, породила разные кривотолки. Одной из версий его внезапной смерти было преднамеренное убийство. Этот гнусный акт совершил кто-то из ближайшего окружения».

А.Н. Поскребышев. Оказавшись в полной изоляции, Поскребышев ненадолго пережил своего хозяина и при встречах со знакомыми с опаской говорил: «Сталина убил Берия» – и торопливо отходил в сторону.

Эдвард Радзинский – автор международного бестселлера «Сталин» (1997 г.):

«Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно отдал приказ всем спать, и по удивительному совпадению той же ночью с ним случился удар… Или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, чтобы остаться наедине с Хозяином, – ему или кому-то еще, нам неизвестному. После ареста Власика Берия конечно же завербовал кадры в оставшейся без надзора охране. Он должен был использовать последний шанс выжить. Проник ли в неохраняемую комнату сам Хрущев или кто-то еще? Сделали ли укол заснувшему после “Маджари” Хозяину? Спровоцировал ли этот укол удар? Проснулся ли Хозяин, почувствовав дурноту, и пытался ли спастись, сумев дойти только до стола? Все это предположения… Но, если все так и было, становится понятной поражающая смелость соратников: узнав о происшедшем, они не спешат примчаться на помощь, будто точно знают, что произошло, или уверены, что Хозяин уже безопасен.

Но в обоих вариантах четверка сознательно бросила Хозяина умирать без помощи.

Так что в обоих вариантах они убили его. Убили трусливо, как и жили. И Берия имел право сказать Молотову слова, которые тот потом процитировал: “Я его убрал”».

Юрий Мухин («Убийство Сталина и Берия». М.: «Крымский мост-9Д»; НТЦ «Форум», 2002).

«Судя по всему, на ужине в субботу 28 февраля 1953 года Хрущев как-то исхитрился отравить Сталина. После всего, что мы рассмотрели, такая версия имеет право на жизнь. Тогда вопрос: в какое блюдо на столе он всыпал или влил яд? Думаю, что это было то самое молодое сухое вино, которое Сталин заказал к ужину со своими товарищами и которое называл “соком”. В связи с этим вызывает удивление вот какой момент.

В молодые годы Сталин писал на грузинском языке стихи…»

Там есть такие строки:

Но люди, забывшие Бога,

Хранящие в сердце тьму,

Вместо вина отраву

Налили в чашу ему.