этого письма до де Дентевиля начали доходить кое-какие слухи. Он не был до конца уверен, что все это могло значить, однако Генрих понял, что Франциска больше нельзя оставлять в неведении. 11 марта он назначил брата Анны Джорджа особым послом во Франции и поручил Кромвелю выплатить ему авансом 106 фунтов 13 шиллингов 4 пенса на расходы в предстоящей поездке, которая должна была продлиться сорок дней22.

Инструкции для Джорджа, которые Генрих продиктовал лично на превосходном французском, заняли около шестнадцати страниц, написанных убористым почерком. Предназначенные для «нашего самого преданного советника, лорда Рочфорда, джентльмена королевских покоев», они служат образцом того начальственно-снисходительного тона, который только можно представить в обращении одного правителя к другому. Джордж сначала был обязан вручить Франциску письма, которые Генрих, соблюдая учтивость, написал собственноручно, а затем сообщить о «великой радости, утешении и удовольствии», которые он находит в личной дружбе, «единодушии и сплоченности» двух монархов. Только после этого, выбрав удачный момент, Джордж должен был раскрыть главную новость о том, что Генрих и Анна уже женаты, аргументируя этот шаг тем, что стране был нужен «наследник по мужской линии и продолжатель рода». Он должен был также объяснить Франциску, что действия Генриха были продиктованы необходимостью: упрямство Климента и вмешательство Карла исключали дальнейшие промедления. Наконец, Джордж должен был убедить Франциска вести себя как подобает «истинному другу и брату» и не разглашать тайны никому и нигде, особенно в Риме, до тех пор, пока Генрих сам не объявит об этом после Пасхи.

Генрих хотел, чтобы Франциск потребовал от де Грамона и де Турнона неукоснительного исполнения подробных инструкций, которые король Англии составил в преддверии переговоров с папой римским23. В отношении матримониальных планов Франциска Генрих считал своим долгом дать монарху-союзнику «братский совет». Джордж должен был сказать, что сама идея создания династического союза между французской короной и папой неплоха, особенно если этот шаг заставит папу поторопиться с решением об аннулировании брака Генриха, однако он должен предупредить Франциска о необходимости проявить осмотрительность. Четырнадцатилетняя племянница папы, Екатерина Медичи, едва ли могла составить блестящую партию. «Я должен сказать вам прямо,– заключает Генрих,– принимая во внимание то, что невеста из небогатой семьи и не имеет знатного происхождения, а жених – наследник прославленного королевского рода Франции, брак моего дражайшего и возлюбленного крестника, герцога Орлеанского, можно назвать неравным и недостойным его»24.

Джордж выехал из Лондона 13 марта и, прибыв в Кале, тут же поспешил отправиться в Фер-ан-Тарденуа на границе с Шампанью, где в это время находился Франциск. Судя по воспоминаниям двух очевидцев этой встречи, Франциска и Жана дю Белле, Джордж был принят весьма холодно25. Поначалу Джордж заговорил слишком напористо и дерзко. Ему не терпелось скорее получить ответ, и поэтому он проявил излишнюю поспешность, стремясь добиться своей цели в переговорах. Франциска задела не столько новость о том, что Генрих и Анна уже женаты, сколько самонадеянность, с которой Генрих настаивал на том, чтобы сохранить этот факт в тайне. В сущности, ему предлагалось обмануть папу римского, так же как Генрих обманул его. Однако у Франциска были свои интересы, и он не собирался позволять своим послам действовать в соответствии с указаниями Генриха26.

Дю Белле, основываясь на собственных впечатлениях, полученных в Лондоне, подозревал, что между Норфолком и Болейнами ведется закулисная борьба и она набирает обороты. Анна, Джордж и их отец видели большую опасность в предстоящих переговорах в Ницце, если в итоге Франциску удастся женить сына на племяннице папы. Норфолк был иного мнения, однако именно его, а не Томаса Болейна Генрих выбрал в качестве своего представителя в Ницце. Дю Белле полагал, что Болейны не доверяли Норфолку там, где на кону были их интересы,– он был слишком близок к герцогу де Монморанси27.

Не видя возможности пойти навстречу Джорджу и вместе с тем не желая ссориться с братом Анны, Франциск откупился щедрым денежным подарком в 2250 ливров (более 281 000 фунтов на современные деньги)28. Джордж покинул Францию 5 апреля или чуть позже и, вернувшись домой, узнал, что тремя неделями ранее Кромвель представил палате общин окончательный вариант законопроекта об ограничении апелляций. Согласно этому документу, Англия признавалась «империей»[89] (то есть суверенной юрисдикцией), «верховная власть в которой принадлежала королю». Доказательства этого были почерпнуты, как утверждалось в документе, «в старинных летописях и хрониках», под которыми подразумевались те источники, которыми пользовались авторы досье из Дарем-хауса29. Отныне не только обращение Екатерины в Рим для обжалования решения по делу о разводе, но и любые апелляции в другие юрисдикции за пределами королевства признавались незаконными.

Несколько недель оппозиция твердо стояла на своем. В ней объединились сторонники Екатерины и те, кто, защищая свои коммерческие интересы, опасался, что Карл ответит новым торговым эмбарго или иными экономическими санкциями. Составленный Кромвелем черный список имен 35 членов парламента, который до сих пор хранится в архивах, дает представление о наиболее ярых критиках этого законопроекта. Среди них были два зятя Томаса Мора, Уильям Роупер и Уильям Донси, а также брат епископа Джона Фишера, Роберт. Томас Мор, уже не будучи членом парламента, убеждал Джорджа Трокмортона, представлявшего графство Уорикшир, который поддерживал связь с находившимся в изгнании братом Пето, проголосовать против принятия этого закона. Он мотивировал его тем, что, выступив открыто на стороне католической церкви, он будет «вознагражден Богом и со временем заслужит благодарность Его Величества» – как только король одумается и призовет Екатерину обратно. Именно во время этих парламентских дебатов Кромвелю удалось отточить навыки запугивания оппонентов30.

К этому времени из Рима были наконец доставлены папские буллы для Кранмера. Благодаря лоббистским талантам де Грамона и де Турнона Климент выдал необходимые документы неожиданно быстро и даже отказался взимать за это обычную плату 1500 флоринов, не догадываясь, к каким последствиям все это может привести. 30 марта, в Страстное воскресенье – пятое воскресенье Великого поста,– новый архиепископ был возведен в сан в часовне Святого Стефана. Поскольку это событие совпало по времени с парламентской сессией, некоторые депутаты, вероятно, могли слышать, как он, принося торжественную клятву, публично заявил о том, что его преданность папе римскому никогда не возобладает над преданностью королю. В первую неделю апреля палата общин приняла Акт об ограничении апелляций с незначительными поправками, а представители палаты лордов не внесли в него существенных изменений, в результате к концу недели он был утвержден королем31.

1 апреля Кранмер председательствовал на конвокации. Всего за несколько дней многих из тех, кто собирался в ней