из Булони в Кале, за ними следовало 300 вьючных мулов с багажом. На подъезде к городу монархов встретили приветственными залпами из 3000 орудий. Франциск остановился во дворце Стейпл-холл на центральной площади города. На следующий день оба короля вместе посетили мессу, а в послеобеденное время заседали каждый со своим советом. Воскресную мессу они слушали в уединении – каждый в своей резиденции, после чего их ожидало спортивное зрелище – травля быков и медведей. Все это время Анна не появлялась. Франциск прислал ей в подарок огромный бриллиант стоимостью 15 000 золотых крон (3500 фунтов, или 3,5 миллиона фунтов на современные деньги), однако она не торопилась с благодарностями, выжидая подходящего момента. Впрочем, за это время она успела как следует отчитать Грегорио Казали, приехавшего на саммит из Рима, за то, что тот не исполнил дело Генриха как должно, ибо «она надеялась, что свадьба состоится в середине сентября»38.

Кульминационный момент встречи наступил вечером в воскресенье. В большом зале казначейства Генрих устроил великолепный банкет, на котором подавали более 170 различных блюд. Гобелены с золотым и серебряным шитьем мерцали на стенах, отражая пламя тысяч свечей, освещавших столы. Буфет высотой около 15 футов (5м) был уставлен посудой из чистого золота и серебра. На банкете Анны по-прежнему не было рядом с Генрихом. Вместе с сестрой Мэри, женой брата Джейн, леди Лайл и еще тремя дамами она была занята приготовлениями к маскараду, который должен был начаться после банкета. Когда гости еще угощались последней переменой блюд, поданных на золотой посуде, в зал под мелодичный аккомпанемент вошли семь дам в масках. Облаченные в наряды из золотой и серебряной парчи и малинового атласа, отороченного золотой бахромой, они под восхищенные взгляды развернулись к зрителям, чтобы выбрать себе партнеров для танцев39.

Настал момент, когда Анна оказалась в центре внимания. Ее выбор пал на Франциска – в этом и заключался сюрприз, который задумали они с Генрихом. Протанцевав несколько танцев, сияющий от удовольствия Генрих начал снимать маски с дам, чтобы они «смогли показать свою красоту». Когда он снял маску с Анны и объявил ее имя, Франциск был искренне впечатлен. Он не видел ее даже мельком все эти десять лет, и вот они уже оживленно беседуют, и он почти так же очарован ею, как Генрих. Благодаря блестящему владению французским и урокам, полученным при дворе королевы Клод, Анна отлично знала, что и когда следует говорить. Франциск нашел ее обворожительной. Генрих не спускал с них взгляда, преисполненного гордости. Пара провела в беседах и танцах еще час с небольшим, после чего Франциск покинул зал, любезно простившись со всеми40.

Пожалуй, это был самый важный из всех решающих моментов в развитии отношений Генриха и Анны. Теперь, когда договор о взаимопомощи с Францией был ратифицирован, когда она получила официальное признание Франциска, что подтверждали его подарки, причем не только бриллиант, но и кровать, которую он мог подарить только с одним намеком, Анна наконец могла не сомневаться в прочности своего положения. Тот факт, что в завершающий день официальной встречи Франциск беседовал и танцевал с ней, как если бы она была королевой, говорил о международном признании, в котором она так нуждалась, а это означало, что замыслы, которые она вынашивала долгие месяцы и даже годы, наконец начали воплощаться в жизнь.

Окрыленные надеждами на будущее, триумфом и, самое главное, признанием, Генрих и Анна стали спать вместе. Должно быть, это решение приняла Анна. Генрих ждал этого долгих шесть лет – за это время она могла убедиться в его преданности. И вот наступил момент, когда она решила: сейчас или никогда. Генрих с упоением предавался страсти – об этом свидетельствует тот факт, что дорога домой через Кент протяженностью менее 70 миль растянулась на две недели. Чтобы придать отношениям некую легитимность, сразу по прибытии в Дувр 14 ноября, в день святого Эрконвальда[87], они «тайно» обменялись клятвами (то есть без свидетелей и, возможно, даже без священника), хотя законность такого обручения была весьма сомнительна. Эдвард Холл утверждает, что все это произошло сразу же после того, как они высадились в Дувре и Генрих сделал пожертвование в размере 4 шиллингов 8 пенсов в церкви Богоматери на скалах, покровительствовавшей всем путешественникам41.

По возвращении в Лондон король приступил к решительным действиям. Он более не намерен был ждать решения из Рима, теперь он во что бы то ни стало добьется своего. Используя парламент, он не даст ходу апелляции Екатерины и получит развод через церковный суд Англии. Тем временем скончался архиепископ Уорэм, что не могло не обрадовать Анну. На его место Генрих назначил Томаса Кранмера. Однако для посвящения в сан Кранмер должен был получить от Климента папские буллы. После этого уже ничто не могло помешать осуществлению задуманного42.

19. Брак

20 ноября 1532 года Генрих и Анна остановились в замке Стоун в Кенте, где развлекали себя игрой в карты с Фрэнсисом Брайаном и молодым камергером Фрэнсисом Уэстоном. Игра на деньги называлась «Папа Юлий» и шла в соответствии с подсчетом очков: выигрывал тот, кому доставалась девятка бубновой масти – «Папа». Генрих обычно проигрывал, и в этот день ему опять не повезло – проигрыш обошелся ему в 9 фунтов 6 шиллингов 8 пенсов1. Замок Стоун, предпоследнее место, где они, не торопясь вернуться в Лондон, расположились на отдых, был родовым поместьем Бриджет Уилшир, с которой Анна всегда была довольно близка. Когда Бриджет родила ребенка от своего второго мужа, сэра Николаса Харви из Икворта в Саффолке, король – вне всякого сомнения, по просьбе Анны – послал кормилице и повитухе кошелек с 3 фунтами 6 шиллингами 8 пенсами2. Однако потом произошла какая-то неприятность, и Бриджет оставила двор. Незадолго до того, как Анне был пожалован титул маркизы Пембрук, она написала Бриджет письмо, в котором просила простить ее, если она выказала ей неуважение, и уговаривала вернуться. Письмо написано заискивающим, почти подобострастным тоном, несвойственным Анне.

Мадам, зная, что Вы любите меня, я умоляю Вас верить моему слуге, подателю сего, в том, что он скажет от моего имени касательно Вашего удаления и всего остального; ибо я желаю, чтобы Вы делали лишь то, что составит Ваше благополучие. И, сударыня, хотя за все то время, что мы были вместе при дворе, мои поступки не в полной мере свидетельствовали о моей истинной любви к Вам, я все же смею надеяться, что Вы убедитесь