«богато украшенная корона и скипетр из золота». Анна должна была прошествовать от Вестминстер-холла к большому алтарю Вестминстерского аббатства и обратно, ступая по «дороге королей» (полотнищу из шерстяного синего бархата, которое называлось «рэй» и по которому короли и королевы проходили босыми ногами). Коронационный трон был задрапирован парчой и устлан подушками. Во время церемонии Анне полагалось «приобщиться Святых Тайн» (принять причастие), после чего ей следовало «наедине подкрепить силы легкой закуской [съесть особый обед] из тех мясных блюд, что она любит больше всего». Было предусмотрено также «потайное место» для Генриха на случай, если он захочет посмотреть церемонию, оставаясь незамеченным,– специальная ниша «с решетчатым окном, задрапированная дорогой тканью» на манер исповедальни. Такие же альковы предполагалось установить в Вестминстер-холле, где должен был проходить банкет3.

Однако Анна позволила себе гораздо больше, чем было предписано «Книгой королей». Торжества должны были продлиться пять дней вместо трех, как это было принято, когда королева короновалась одна. Вслед за роскошным парадом судов на Темзе следовала церемония посвящения в рыцари Бани, торжественный въезд в Лондон, коронация, пир, а кульминацией праздника должен был стать рыцарский турнир. По примерным сметам расходов из Реестра государственных бумаг и рукописей в архивах и коллекциях Милана (Calendar of State Papers and Manuscripts in the Archives and Collections of Milan 1385–1618), общая сумма расходов достигала 300 000 золотых дукатов (65 000 фунтов, или свыше 65 миллионов фунтов на современные деньги), две трети из которых легли на плечи жителей Лондона. Одно из придворных ведомств под названием Большой гардероб, отвечавшее за монаршие наряды, получило два платежа «за материалы и одежду»: 203 фунта за шелка и 1131 фунт (свыше 1,2 миллиона фунтов на нынешние деньги) в счет оплаты услуг Джона Молта, еще одного портного Генриха, которому было заказано парадное облачение для Анны4.

Почти все без исключения биографы Анны сходятся на том, что именно от нее исходили требования о столь пышных и дорогостоящих торжествах, однако, вероятнее всего, их инициатором выступал ослепленный любовью Генрих. Например, открывавший празднества парад судов на Темзе в точности повторял речной праздник в честь Елизаветы Йоркской5. Генрих задумал его не столько с целью общественного признания нового статуса Анны, сколько для того, чтобы обозначить незримую связь между двумя женщинами, которые были ему безмерно дороги: его возлюбленной супругой и обожаемой матерью6.

Генрих заказал для Анны новую корону, заплатив за нее Корнелиусу Хейсу 300 фунтов, хотя в книге королевских расходов этот предмет не значился, о чем известно почти достоверно7. В Реестре государственных бумаг в архивах и коллекциях Милана сохранилась запись, на которую часто ссылаются и согласно которой Генрих отправил гонца забрать корону Екатерины, а хранитель короны, некий «мастер Садоко», ответил дерзким отказом. Когда разгневанный Генрих вызвал его к себе, Садоко бросил на землю свою шляпу и воскликнул, что он скорее позволит, чтобы его голова оказалась рядом с этой шляпой, нежели отдаст корону. При всей выразительности этого рассказа он скорее носит апокрифический характер, в действительности же Генрих заказал новую корону как символ начала новых дел8.

Анна не стала носить корону Екатерины, однако завладела ее баркой. Шапюи, пришедший в изумление от подобной наглости, излил свое негодование в письме к Карлу: все геральдические знаки королевы «исчезли… их самым безжалостным образом содрали и искромсали на куски», чтобы Анна заменила их своими. Далее он продолжает в язвительном тоне: «Дай Бог, чтобы она довольствовалась упомянутой баркой, драгоценностями и мужем королевы, не замышляя ничего против личности самой королевы и принцессы». Подобно тому как Генрих VII перечеркнул имя и герб Ричарда III, одержав победу в битве при Босворте, коронация Анны должна была стереть память о коронации Екатерины9.

По окончании всех приготовлений в четверг 29 мая 1533 года, погожим днем в час пополудни начались празднества на Темзе. Лорд-мэр Лондона Стивен Пикок со своими олдерменами в одеждах алого цвета и с золотыми цепями на груди, сверкающими на солнце, выстроились на холме у церкви Святой Марии неподалеку от водных ворот Биллингсгейт, готовые подняться на борт судна. Все 50 судов городской флотилии сверкали яркими красками, были усыпаны цветами и украшены колокольчиками, знаменами, флагами, дощечками, на которых красовалось название каждого судна, и гербами Генриха и Анны. Среди судов особенно выделялась старинная «Барка холостяка», принимавшая участие в речной феерии, устроенной в честь Елизаветы Йоркской. Тогда она была в центре внимания благодаря гигантскому механическому дракону красного цвета, начиненному порохом, который «изрыгал языки пламени, летевшие в Темзу». Сейчас она появилась вновь, но на этот раз дракон был окружен «жуткими чудищами и дикарями, которые сеяли огонь и издавали устрашающие звуки». Держась на безопасном расстоянии от пороховых взрывов и двигаясь против течения, барка лорд-мэра шла параллельным курсом с судном с музыкантами и еще с одним судном, на борту которого красовался установленный на постаменте геральдический символ в виде золотого пня с растущими из него белыми и алыми розами, увенчанного знаком Анны – белым соколом с «имперской» короной со сходящимися к центру лучами, образующими свод. Этот геральдический элемент имел глубокий символический смысл: в отличие от короны открытого типа – круглого венца – закрытая корона была атрибутом императорской власти и указывала на политическую независимость от власти папы римского, что и хотел доказать Генрих этой коронацией10.

Подойдя к Гринвичу, суда развернулись и встали на якорь так, чтобы потом можно было отойти от берега в обратном порядке в сопровождении десятков других барок, украшенных с такой же пышностью. Всего в этот день на воду спустили около 320 судов – так много, что река словно ожила, наполнившись яркими красками, громкими звуками и «непрекращающейся игрой менестрелей». Около трех часов пополудни Анна в сияющем наряде из белой с золотом парчи ступила на палубу барки, принадлежавшей теперь ей. Это была ее первая большая официальная церемония. Она наслаждалась тем, что к ней было приковано всеобщее внимание, в ее поведении не было заметно ни малейших признаков волнения, и ни у кого не было сомнений в том, что она прекрасно справляется со своей ролью. На других судах находились дамы из ее свиты и самые видные представители знати и высшего духовенства, среди которых были ее отец и герцог Саффолк. Генрих на отдельной барке старался держаться в тени. По свидетельству Кранмера, он «все время тайно находился на своей барке впереди Анны, на всем пути от Гринвича до Тауэра и от Тауэра до Вестминстера». Однако нигде не было видно Джорджа, брата