– Нет, не нужно. Вы можете ко мне присоединиться.

В его голосе, во всем его поведении есть что-то, показывающее, что он не представляет никакой угрозы. Он кажется таким же сломленным внутри, как и я.

Судя по виду, он обдумывает мое приглашение. Он явно планировал побыть в одиночестве в этом месте, которое, как я предполагаю, является для него таким же особым, как и для меня.

– Я не стану с вами разговаривать, если вы этого не хотите, – добавляю я.

Мужчина легко улыбается, то есть это наполовину улыбка и наполовину гримаса, затем присоединяется ко мне на скамейке, устраиваясь как можно дальше от меня, на другом конце. Я пытаюсь улыбнуться.

– Здесь хорошо, правда?

Он не смотрит на меня, вместо этого он смотрит на воду так, будто у нее есть ответы на все его незаданные вопросы.

– Простите, – извиняюсь, сгорая от стыда из-за того, что сразу же нарушила свое обещание.

Пять минут мы сидим, молча глядя на реку. Наконец он начинает говорить.

– Раньше я часто приходил сюда. Прекратил на какое-то время. Может, думал, что мне это не нужно. По ощущениям это напоминает церковь. Люди приходят в подобные места только если им чего-то не хватает. Может ли место быть хорошим, если оно только забирает отрицательную энергию?

– Я думаю, что оно напоминает дерево, – отвечаю я. Мужчина поворачивается ко мне и хмурится. – Деревья поглощают углекислый газ, который вреден для нас, превращают его в кислород, который жизненно важен для нас. То есть они забирают у нас яд, чтобы мы продолжали жить дальше. А мы даже не замечаем, как это происходит. Я думаю, что это место действует подобным образом. Оно забирает нашу отрицательную энергию, чтобы мы могли оставить ее здесь и вернуться к нашей обычной жизни без этого груза. По крайней мере, я так говорила себе, когда я была ребенком.

Он на минуту задумывается над моими словами.

– Похоже, вы были умным ребенком.

– Была, – печально улыбаюсь я. – Иногда я задумываюсь, почему в результате оказалась такой дурой.

– Такое случается с самыми лучшими из нас. – Он смеется, но ему явно невесело. – Я не знал, что вы здесь жили в детстве. Я думал, что вы только недавно впервые приехали в город.

Теперь моя очередь удивленно смотреть на него.

– Вы работаете в «Добром помощнике», да? Меня зовут Эван Хокер. – Он замолкает на секунду, чтобы я это осознала. – Да, тот самый Эван Хокер.

Глава 88

Сара уже много дней чувствует себя изможденной. У нее такое ощущение, что голова вот-вот отвалится сама по себе, болят глаза – в них не проходит жжение. Начали появляться прыщи, словно ей снова шестнадцать лет, волосы у нее постоянно зачесаны назад и стянуты в тощий сальный хвост. Она не помнит, чтобы ей было так тяжело с Мэри, хотя Мэри родилась пятнадцать лет назад, а время великолепно умеет окрашивать воспоминания в розовый цвет, и помнишь только своего красивого, гукающего, ласкового младенца. Бессонные ночи и скопившиеся в животе газы легко стираются из памяти, словно нажимаешь и удерживаешь кнопку Delete.

Сейчас дети вернулись из школы, и у нее нет возможности отправиться наверх и немного поспать. Лили спит в качелях для новорожденных в гостиной, а Сара в кухне размышляет о самом быстром способе попадания кофеина в кровоток. Мэри в саду позади дома, собирает жестяные банки, в которые играли они с Элли. Она поднимает их по очереди и осматривает с таким видом, словно они могут рассказать о смысле жизни. Сара не может понять свою дочь. Она так прониклась к Элли, стала ее защищать, словно настоящую сестру, так почему же она ведет себя так холодно после появления Лили? Сара уже заверила Мэри, что Элли от них не уедет раньше времени из-за появления Лили, и Мэри не придется отдавать свою комнату или идти еще на какие-то жертвы. Да, Сара могла намекать, что они больше не будут никого брать, не после всех проблем с Элли, но даже она, похоже, немного успокоилась после того, что случилось в лесу. Сара переживает из-за того, что сказала, будто это была ерунда, когда начальник Имоджен приходил к ним в дом. Но она на самом деле не может допустить, чтобы люди думали, будто кто-то из детей, находящихся у нее под опекой, в опасности. Да ведь Элли и не пострадала, не правда ли? Дети просто безобразничали. Это была шалость, которая зашла слишком далеко.

Она осматривает сад в поисках Элли, но ее там нет. Вероятно, у себя в комнате, читает или еще чем-то занимается. Какая странная девочка, как странно она смотрит – будто слышит твои мысли. Сара не будет сожалеть, когда этой девочке найдут постоянный дом, это точно. Сара хочет достать из кармана смартфон, чтобы быстро посмотреть Фейсбук, но понимает, что оставила его в гостиной. Проклятье, вероятно, звук не отключен, и если позвонит Марк, то разбудит Лили. Сара быстро, но тихо идет в гостиную – так умеют ходить только женщины, у которых спят дети. И только добравшись до двери в гостиную, она слышит голос. Звучит он тихо, но это совершенно точно голос Элли.

– Его здесь больше нет, – говорит Элли. – Он умер. Мои родители толком не выполняли свои обязанности. Они не удосужились спасти никого из нас. Он был очень маленьким и не мог дотянуться до ручки двери. Это они должны были его вытащить.

Сара знает, что она устала и слишком эмоциональна, но у нее на глаза наворачиваются слезы. Может, Элли и странная девочка, но она все еще слишком маленькая и верит, что ее родители должны были обеспечить безопасность своих детей. Она не понимает, что они могли задохнуться от дыма даже до того, как проснулись, и если бы она сама не добралась до окна, то и ее бы здесь не было.

– Это вечная проблема со взрослыми: большую часть времени они рассеянные. Они понятия не имеют, где реальная опасность. А если они не видят опасность, как они могут тебя защитить? – Голос Элли становится жестче. – Они не могут. Сара не может защищать тебя все время. Никто не может. Ты сама по себе…

Сара опускает дрожащую руку на ручку двери, и тут дверь открывается изнутри. В дверном проеме стоит Элли. Она не подпрыгивает, не отводит взгляд, ни в коей мере не выглядит удивленной или виноватой.

– Привет, Сара!

Элли легко взмахивает рукой и проходит мимо нее в коридор. У Сары перехватывает дыхание, она не может вымолвить