Когда я позвонила Пэмми и напросилась на разговор, я была практически уверена, что она не ожидала услышать то, что я ей только что рассказала. Я начала с самого начала, с моего первого дня в городе, когда Наоми Харпер упала на проезжую часть без видимой причины; тогда я впервые увидела Элли Аткинсон, которая выглядела испуганной и сконфуженной. Тогда Элли понимала, какой силой обладает? Или тогда все получилось случайно, и в ней только проснулась сила, которую она не может контролировать? Судя по тому, что говорили в школе и сообщала Сара Джефферсон, и раньше случались подобные инциденты. Но как давно это началось? Сколько времени Элли уже творит ужасы? Она имела отношение к смерти родителей? Или все началось еще раньше?

Пэмми ничего не сказала, только купила мороженое в передвижной лавке, стоящей у парка, в который мы забрели. Она молча слушала, пока я не закончила рассказ потерей ребенка, и тогда она и выдала свой суровый вердикт. Я – полная идиотка.

– Я не смеюсь, серьезно, Имоджен. Тебя послушать – и кажется, что ты потеряла связь с реальностью. Ты встречаешься с какими-то парапсихологами, черт побери, говоришь про одиннадцатилетнюю девочку с экстрасенсорными способностями, которая убивает своих учителей и мстит своим одноклассникам. Ты меня беспокоишь. И беспокоишь потому, что, как я понимаю, ты это все говоришь серьезно. Ты на самом деле веришь, что у тебя случился выкидыш из-за того, что ты поссорилась с каким-то ребенком. Я думаю, что тебе требуется психотерапия, дорогая. Ты страдаешь, а я была бы дерьмовой подругой, если бы со всем этим согласилась, чтобы просто тебя порадовать.

Я вздыхаю, смотрю вдаль, обводя глазами парк. Я вижу, как молодая мать одной рукой строчит в телефоне, а другой толкает коляску с сидящим в ней карапузом. Не стоило сюда приходить – мы не планировали оказаться в месте, где собираются дети. Нас просто притянуло сюда, как когда нам было по пятнадцать лет.

– Может, ты и права. И разумно считать, что права. Я точно так же думала, когда только начинала с ней работать. Я приходила в ярость, когда люди относились к ней со страхом и подозрительностью. Я думала, что Ханна Гилберт – сумасшедшая сука, которая несправедливо имеет зуб на маленькую девочку, в силу возраста неспособную заслужить к себе такое отношение. Я защищала Элли, но я все время знала, что что-то идет не так, по ощущениям не так. Затем…

– Затем что-то с тобой случилось, и ты в таком горе, что не можешь четко мыслить, – перебивает Пэмми, говорит добрым голосом. – Тебе нужно кого-то обвинить. И вместо того, чтобы принять случившееся, пусть ужасное, но совершенно естественное, ты направляешь злость и раздражение на уязвимого проблемного ребенка. Тебе требуется помощь, Имоджен. И я говорю тебе это как подруга, потому что я знаю тебя с тех пор, как ты сама была уязвимым проблемным ребенком.

– А что если я права? Я знаю, что права.

– Как в случае мальчика на твоей старой работе? Ты была тогда так уверена в своей правоте, что это стоило тебе работы. А что если то же самое случится здесь? Ты сможешь все это пережить во второй раз?

– Это несправедливо, – спорю я. – Там была совершенно другая ситуация.

– Правда? Ты на самом деле можешь сказать, что это не два примера одного и того же? Случившееся с тем маленьким мальчиком и твоя вовлеченность в дело этой девочки? Речь идет о твоей попытке спасти потерянного ребенка, которым ты сама была двадцать лет назад, и если ты этого не осознаешь, то я не понимаю, как ты вообще получила диплом психолога.

– Может, так и было раньше, – признаю я. – Но неужели ты не видишь, что я больше не пытаюсь никого спасать? Я не пытаюсь спасть Элли; я пытаюсь найти способ ее остановить.

– Спасти ее, остановить ее. – Пэмми пожимает плечами. – Это все одно и то же. Это все о том, что ты пытаешься доказать: ты больше не невидимая Имоджен Тэнди, которая была никем. В противном случае ты бы просто от всего этого отстранилась. Почему ты не попросила перевести тебя в другую школу, почему ты не забудешь, что когда-то слышала про Джефферсонов и Элли Аткинсон? Пусть полиция выясняет, что случилось с Ханной Гилберт, а ты сосредоточься на спасении своего брака.

– Тебя послушать, так все кажется так просто, – буркаю я себе под нос.

– Потому что это на самом деле просто, Имоджен. Нельзя всегда спасать мир. Иногда нужно ограничиться спасением себя самой.

Глава 86

Элли

Путь домой на машине проходит в молчании. Мэри не произнесла ни слова, и Элли не уверена, Сара с Марком просто расстроены или боятся, что если что-то скажут, то могут вызвать у дочери очередную вспышку ярости. Наконец это случилось – они везут младенца домой, на этот раз навсегда.

Теперь они находятся дома уже целый час, младенец начал кричать, как только они внесли переноску в дом, словно малышка откуда-то узнала, что попала в незнакомую обстановку. Что это не то место, где она должна быть. Элли точно знает эти ощущения. Сара с Марком внизу, пытаются успокоить кричащего ребенка, а Мэри с Элли наверху, в комнате Мэри. Мэри ведет себя беспокойно, ходит взад и вперед, а у Элли такое ощущение, что ее голова расколется на части, если крики не прекратятся. Она закрывает глаза и пытается успокоиться – она чувствует, как внутри нее нарастает беспокойство. В последний раз, когда она чувствовала такое же напоминающее сжатую пружину беспокойство, умер человек. Она должна что-то сделать. Она должна научиться контролировать эту силу, пока она не убила кого-то еще.

Глава 87

Имоджен

Скамья холодная, сидеть на ней некомфортно, и каждый раз, когда на меня налетает порыв ветра, возникает ощущение, что в меня вонзаются крошечные ледяные иголочки, но даже это лучше, чем сидеть дома. Я не хожу на работу уже вторую неделю после выкидыша. Я хотела вернуться после первых нескольких дней отдыха – для меня было пыткой находиться дома, не зная, что сказать мужу, с которым мы прожили пять лет, но начальница отдела кадров мягко предложила отдохнуть, по крайней мере, две недели – смириться со случившимся и полностью восстановиться.

Я смотрю на темную реку, и у меня возникает ощущение, будто меня подхватывают и переносят из моей нынешней жизни на двадцать лет назад. На эту самую скамью, которая уже тогда стояла