жестко насаждалась. Под идеологией мы имеем в виду общий политический дискурс, или язык правящего слоя, состоящий из оценочных понятий, таких как «рабочий класс», «буржуазия», «партия», «социализм», «коммунизм», и таких постулатов, как «руководящая роль партии», «демократический централизм», «превосходство общественной собственности на средства производства», «классовая борьба», «непримиримые противоречия между социализмом и капитализмом». Внутреннее господство советской идеологии не означало, что в нее верили все граждане страны (хотя многие вполне могли верить) или что она была неподвластна переменам. Идеология представляла собой язык, использовавшийся как орудие публичных дискуссий и как средство оправдать друг перед другом свои поступки. В любой идеологической системе ключевым навыком является умение обеспечить приемлемость инноваций, для чего требуется показать их совместимость с основными положениями идеологии. Это была одна из самых сильных сторон Хрущева. Указывая на разрывы в политике после смерти Сталина, было бы неправильно забывать о заметной идеологической преемственности между Сталиным и Хрущевым. Сумев организовать переход к послесталинской эпохе при сохранении идеологической преемственности, особенно в том, что касается руководящей роли партии, Хрущев взял верх над своими соперниками.

Усиливавшееся разложение коммунистической идеологии с течением времени и даже утрата веры в идеалы социализма и его преимущества не обязательно означали утрату ориентиров и опор системы. «Ближе к истине, — указывает один из исследователей, — может быть обратное: выживание и, более того, поразительная стабильность коммунистических режимов, наблюдавшаяся десятилетиями, в значительной степени опиралась на публичные дискурсивные рамки, обеспечивавшие предсказуемость и очевидный консенсус в рядах элиты в течение долгого времени после смерти веры»[852]. Упрочение действующих принципов номенклатурной «этики», старшинства и компромиссов в региональных сетях, которые рассматривались в нашей книге, вполне могло служить одной из основ этого феномена.

После произошедшего распада советской системы наиболее значительным изменением в политической организации постсоветского пространства было создание 15 государств — преемников СССР, а также ликвидация КПСС как важнейшего фактора интеграции на низовом уровне. На протяжении следующего десятилетия Россия и прочие государства-преемники двигались в разные стороны. В России 1990‐е годы стали эпохой заметной децентрализации: многие экономические активы оказались в руках местных руководителей, а попытки Москвы подчинить региональные дела своему административному контролю раз за разом терпели неудачу.

Растущая обеспокоенность проблемой институциональной и территориальной целостности Российского государства усилилась после экономического кризиса 1998 года. Реакцией на это стал поворот к фискальной и административной рецентрализации. Сопоставление системы, возникшей в последние десятилетия в современной России, с теми формами регионального развития, которые существовали в Советском Союзе, несомненно, поможет лучшему пониманию обоих феноменов. Некоторые возможности для такого сопоставления дают результаты исследования, представленные в этой книге.

Приложение 1

Политические сети

Социальной сетью называется любое объединение акторов и набор взаимоотношений (связей) между этими акторами. Сети могут отличаться друг от друга размерами, а также назначением и прочностью связей[853]. Политическая сеть представляет собой особый тип социальной сети, подразумевающий властные отношения между акторами, осуществляемые либо посредством влияния (когда один актор передает другому некую информацию, влияющую на поведение последнего), либо посредством господства (когда один актор контролирует поведение другого, предлагая ему какие-либо блага или причиняя какой-либо вред либо лишая его каких-либо благ и избавляя его от какого-либо вреда)[854]. Анализ сетей в большинстве случаев сводится к процедурам, включающим изучение узлов, из которых состоят сети, и связей внутри сетей[855]. В данной книге мы исходим из менее строгого определения. Мы понимаем политическую сеть как асимметричную систему, состоящую из акторов, связанных отношениями зависимости и своими собственными нормами[856].

В качестве научного метода сетевой анализ имеет явные преимущества. Он представляет собой зонтичную концепцию, охватывающую в том числе исторические исследования и увязывающую их с достижениями в других областях общественных наук. С этой точки зрения можно сослаться на теорию патрон-клиентских отношений, широко используемую в историографии. Речь идет об асимметричных отношениях договорного социального обмена, когда покровители служат для клиентов источником защиты, материальных благ и перспектив карьерного роста. Поскольку клиенты не в состоянии предложить в обмен нечто равноценное, они нередко расплачиваются с покровителями лояльностью. «С учетом неравенства в обладании ресурсами, — пишет один из авторов, — клиенты почти никогда не выплачивают свои долги, до конца жизни оставаясь пленниками сети патерналистской власти, выстроенной их покровителем»[857]. Исследования отношений между покровителями и клиентами, распространенные в 1960–1970‐х годах, с тех пор переросли в изучение сетей вообще[858]. Важными для историков являются также общие наблюдения о прочности неформальных сетей. Хотя они возникают в любых политических системах, сравнительный анализ говорит нам, что сети будут отличаться особенно крепкими связями (как в случае сетей доверия) там, где обменам свойственен высокий уровень давления и риска[859].

Эти идеи отражаются в предлагаемых нами идеальных типах сетей. Наша отправная эталонная сеть, то есть сеть низового автократа (диктатора), имеет два свойства. Во-первых, связи между членами внутреннего круга отличаются большой прочностью. В качестве решений конкретной проблемы, стоящей перед руководителями (каким образом выполнять задачи, спущенные сверху, в ситуации низкого уровня доверия), сложились такие стратегии, как внеочередные повышения, исключение и применение компромата. Во-вторых, ядро сети низового диктатора, как правило, было компактным и плотным, но при этом имело средний размер. Слишком большие сети содержат слабые звенья, которые могут порваться, в то время как слишком маленькие сети не обеспечивают управление целым регионом и выполнение задач быстрой мобилизации людей и ресурсов.

Второй нашей идеальной сетью является та, которая складывалась вокруг оспариваемого автократа. Оспариваемым автократам, имевшим репутацию руководителей пассивных и слабовольных, нередко приходилось вступать в борьбу с мощными альтернативными сетями, которые могли сложиться либо вокруг харизматичных функционеров, либо вокруг важных институтов — предприятий всесоюзного значения или государственного аппарата. Принимавшие разные формы альтернативные сети функционировали достаточно независимо от формального регионального лидера. Чувствуя его слабость, прочие ключевые акторы не имели желания быть втянутыми в сети зависимости от регионального секретаря или становиться его клиентами. В результате сети, окружавшие его, были небольшими, неплотными и отличались слабыми связями.

Наш третий идеальный тип сетей формировался вокруг партийных губернаторов. Такие сети имели две основные особенности. Во-первых, в отличие от регионов с низовыми диктаторами, правящая сеть здесь более-менее совпадала с формальными структурами. Первый секретарь мог ввести в свое ближайшее окружение несколько личных клиентов, но в целом оно состояло из руководителей, занимавших высшие должности в регионе или республике. Во-вторых, правящую сеть скрепляла система норм, ставившая