274

Ibid.

275

Ibid. S. 77.

276

Можно вспомнить и еще более старое – идущее из Германской империи – понятие о «карательной профессуре», призванной подавлять профессуру либеральную.

277

Ernst Robert Curtius et l’idée d’Europe. P. 386.

278

Langewiesche D. Liberalismus in Deutschland. Berlin: Suhrkamp Verlag, 1988. S. 282.

279

Немалую роль здесь сыграло для него учение Макса Шелера о «демократии малых элит»; но в целом, как отмечает, например, С. Л. Козлов, Курциус по рождению происходил из вполне определенного среза буржуазной интеллигенции, которая неизменно держалась либеральных ценностей (Козлов С. Эрнст Роберт Курциус и его opus magnum. С. 16).

280

См.: Curtius E. R. Kritische Essays zur europäischen Literatur. S. 373.

281

Достаточно сказать, что даже свои призывы к консерватизму он неизменно, как мы видели, сопровождал уточнением: это должен быть либеральный консерватизм; на первый взгляд, это может казаться оксюмороном, но в действительности, как, опять же, нам уже приходилось говорить, концепция «запечатленной памяти, при том струящейся новоначалием», осмыслена Курциусом во всех ее плоскостях и признана в его политической и социально-культурной философии «единственным полноценным основанием для культурного самоосмысления», которое неизбежно должно быть «одновременно консервативным и либеральным» (Curtius E. R. Deutscher Geist in Gefahr. S. 124).

282

Langewiesche D. Liberalismus in Deutschland. S. 281.

283

Необычное слово Liberalist должно, видимо, обозначать особо убежденного, «радикального» либерала.

284

Lausberg H. Ernst Robert Curtius (1886–1956) / Hrsg. von A. Arens. Stuttgart: Steiner, 1993. S. 116.

285

Этой статьей Курциус стремился восполнить ту идейную незавершенность, которая, как ему казалось, присутствует в основополагающей книге Гундольфа: Великая французская революция, по Гундольфу, не слишком повлияла на Гёте и мало отразилась на его сочинениях; Курциус находит свидетельства обратному. См. об этом: Wais K. An den Grenzen der Nationalliteraturen: vergleichende Aufsätze. Berlin: de Gruyter, 1958. S. 31.

286

Как можно заметить по некоторым оговоркам («Мангейм и сам с тех пор поменял свои взгляды…» и т. п.), глава местами отсылает к более ранним стадиям этого спора. В самом конце главы Курциус напрямую указывает, что речь здесь идет о более ранней публикации и что с тех пор произошли некоторые изменения: «Эта глава – основная ее часть – в 1929 году выходила в журнале Neue Schweizer Rundschau… С тех пор Мангейм…» и т. д.

287

См.: Hoeges D. Kontroverse am Abgrund: Ernst Robert Curtius und Karl Mannheim. Intellektuelle und «freischwebende Intelligenz» in der Weimarer Republik. Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch, 1994.

288

В книжном варианте, где нет эпиграфа из Гёте, эта отсылка исчезает, но Курциус возвращает этот фрагмент в гётевский контекст, добавляя такую фразу: «Остановись, – говорит Мангейм своему мгновению, – ты прекрасно!» (Curtius E. R. Deutscher Geist in Gefahr. S. 91).

289

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen // Neue Schweizer Rundschau. 1929. Heft 10. S. 730.

290

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 727.

291

Ibid.

292

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 727.

293

Тема научной незрелости социологии как дисциплины отчасти продолжается и в четвертой главе «Немецкого духа в опасности», но там она вписана в широкий исторический контекст.

294

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 727, 728.

295

Для книги Курциус дополняет и расширяет тот ряд исторических примеров, который призван доказать его мысль: практически каждая эпоха в жизни Западной Европы рассматривалась современниками как переломная, кризисная и по своей апокалиптичности не имеющая аналогов в истории.

296

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 730.

297

Некоторые мелкие изменения в тексте явно говорят о том, насколько изменилась ситуация между 1929 и 1932 годами: например, в статье Курциус говорит о «современных жизненных философиях», а в «Социологии или революции» меняет этот оборот и говорит уже о «расхожих жизненных философиях 1910 года». Это следует понимать так, что именно в промежутке 1929–1932 годов общество (или сам Курциус?) окончательно отступило от позднего вильгельминизма. Еще стоит упомянуть об одном мелком, но крайне любопытном изменении; в журнальном варианте можно встретить такую фразу: «Глядя на подобные рассуждения, всякий читатель, которому небезразличны немецкая наука и немецкий университет, поймет, почему я считаю столь необходимой критику современного социологизма» (Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 732). В «Социологии или революции?» фраза эта тоже встречается, и изменение в ней обнаруживается только одно: вместо «немецкой науки и немецкого университета» теперь Курциус просто называет «немецкий дух». Еще один нюанс, проясняющий суть этого понятия – ключевого для нашей книги! – к словам: «А личность – это духовное явление» – в варианте 1929 года приписано: «…то есть она сопричастна самогарантированному царству идей, ценностей, смыслов, значений» (Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 733).

298

Еще в начале главы Курциус говорит: «…в правореволюционных молодежных кругах книгу Мангейма ценят и берут в соображение ничуть не меньше, чем по обратную сторону политических баррикад» (Curtius E. R. Deutscher Geist in Gefahr. S. 88); в заключительном пассаже вновь упоминается Die Tat и круг революционных националистов: весьма примечательно в этом смысле, что в статьях Ганса Церера уже в 1929 году обнаруживаются цитаты из «Идеологии и утопии» (см.: Wieckenberg E.‑P. Nachwort. S. 318).

299

Curtius E. R. Soziologie – und ihre Grenzen. S. 736.

300

Ср. также: «Вполне, на мой взгляд, возможно, что мы с Мангеймом будем все больше сближаться: в конечном счете мы оба подчинены живым законам