Внутри росла смертная тоска. Я по ночам видел родных, пещеру, купался в озерце…

Унна не хотела отпускать меня, но в конце концов противиться перестала. И я ушёл.

Я спешил, как мог домой. Но опоздал. Издали увидел вход в пещеру затянутым свежей паутиной. Не сразу понял, что это означает. Потом заметил, что сюда спешит паук. Пришлось стать для него пустым местом, а ему подбросить мысль, что он ничего не видел, ему только показалось, что здесь находится человек.

Вспомнил о других ходах в родную пещеру, ведь они все были мне знакомы, как пять пальцев. Направился к ближайшему, но и у того находился паук. Каюсь, я пошёл к следующему, не веря, что все они перекрыты. Пошарил в мыслях у того паука, что здесь находился — а это мне следовало сделать сразу же, когда я увидел первого из них! — то с ужасом узнал, что доступ в пещеры был перекрыт во время отсутствия моих родителей, братьев и сестры. Теперь их вылавливали и наказывали за строптивость. Я знал, что за это пауки карают смертью.

От ярости я бросился на паука и прикончил его ударом копья чуть наискосок в глаз, чтобы острие проникло в мозг. Он тут же сдох.

Я чувствовал, где идёт охота и со всех сил помчался туда. Издали я видел, как из последних сил отбивается отец, а затем падает укушенный врагом. Надеюсь, что в самый последний миг он успел заметить, как я поразил паука опять же ударом в глаз, закрыв себя от него. Он так и не понял, от кого принял смерть.

Прикрыл глаза отцу и осмотрелся. Вдали пировал ещё один паук. Я не стал залезать в его сознание, чтобы узнать, кто это был: моя мать, сестра или кто-то из братьев?.. Кто бы то ни был, от него оставались лишь отдельные части тела.

Паук почувствовал моё проникновение, поднял голову, оторвавшись от ужасной трапезы, и помчался ко мне.

Я презрительно усмехался, готовя копьё для привычного смертельного удара. В последний момент сотворил для него видение испугавшегося человека, который спрятался в земляную яму, показав её чуть в стороне от себя. А когда он приблизился, не видя меня в упор, я поразил его в глаз, да столь мощным ударом, что едва потом вытяну обратно копьё. Плюнул на его тушу и пошёл к следующему пауку.

По дороге обошёл кругом место, залитое кровью, здесь валялись кости и чья-то обгрызенная голова. Мне казалось, что при виде их моё сердце разорвётся.

Скоро я несколько утолил свою жажду мести, убив ещё одного паука. Затем другого у главного входа в пещеру.

Я знал, что они ждали меня. Из памяти родителей пауки извлекли все нужные сведения, знали, что у тех имелось четверо детей, трое с ними, а четвёртый находился в отлучке. Отец был пятой их жертвой, они хотели дождаться и шестого, меня. Дождались на свою беду…

Я вошёл внутрь, посмотрел на все наши скромные пожитки, что там оставались. Плакал горючими слезами.

Больше не буду об этом.

Я ушёл из родных пещер, взяв с собой только ленту, одну из тех, которые вплетали в свои косы сестра. Она и сейчас со мной.

Махайн отвернул ворот рубашки и показал на своей шее синюю выцветшую ленточку, связанную концами. Затем продолжил повествование…

— Теперь меня ничего не держало, я направил свои стопы обратно в оазис, к Унне, своим детям. Наверное, я был под впечатлением расправы пауков над моей семьёй, что не чувствовал ничего плохого. Спешил, оазис казался мне вожделенным раем…

А когда пришёл, то там никого не увидел. Вообще никого и ничего. Долго смотрел, словно оцепенев, не веря своим глазам. Бился головой о дерево, плакал ещё сильнее, чем в пещере. Исходил весь оазис и вокруг него. Следов было много, ведь тут жила большая семья, но каких-то особых, чужих не заметил.

Сколько недель или месяцев я пробыл в оазисе — не знаю. После этого, значительно позже, когда я однажды оказался у реки и посмотрел на своё отражение, то увидел, что волосы на голове словно светятся. Рвал их клочьями и убеждался: они седые. Когда такое произошло со мной — у пещеры или в оазисе — сказать не могу. А может, каждая из этих трагедий внесла свою лепту.

Глаза Махайна увлажнились. Он опустил голову и глухим голосом продолжил:

— В конце концов я понял, что ждать совершенно бесполезно и отправился буквально куда глаза глядят. Внутри грела слабая надежда, что я где-то отыщу свою Унну, своих детей…

Много где побывал, об этом долго рассказывать.

Однажды я шёл по морскому берегу и оказался вблизи лагуны, где стояли крутобокие корабли. Неподалёку виделся на просторной водной глади скалистый островок с остатками древней башни. На берегу кипела работа по загрузке или разгрузке кораблей.

По старой дороге, словно сделанной из серого камня я пошёл к холмам, выудив из голов работников в порту, что там находится город. Навстречу мне проехала повозка, которую тащили здоровые мужики. Как потом я узнал, их называли гужевыми мужиками. В повозке сидела чванливая особа, весьма миловидная собой. Она посмотрела на меня довольно пренебрежительно. Я заглянул в её сознание и узнал, что повстречался с принцессой Потоллой. Меня она сочла стариком. Конечно, был сильно раздосадован, но решил больше о ней не вспоминать.

Двинулся дальше. Сначала увидел верхушки огромных строений, казалось, что эти дома скребут небо. Птицы уважительно пролетали мимо. Здания казались грязными, серыми, иные почти чёрными. Многие больше походили на руины. Многие улицы были завешаны тенетами пауков. По-видимому, именно их боялись птицы, облетая стороной эти страшные для них места, где они легко могли стать жертвой голодного паука.

На этом унылом фоне бросался в глаза высокий купол тёмно-серого цвета. Он казался монолитным и совершенно целым, без единой трещинки…

— Лунный котёл? — чуть ли не в один голос воскликнули Росс с