— Ты когда с князьями-то с ростовскими толковать о купле собрался? — спросила она. — Я сообщила им о твоём приезде, они уже подарки и гостинцы прислали: рыбу свежую с нашего озера, лебедей потрошёных да поросят молочных. Я уже готовить часть на кухню отправила. Как прикажешь, князей-то сюда в гости пригласить или сам их навестишь?

— Пожалуй, завтра я сам к ним пожалую, предупреди. А потом и к нам пригласим, хорошо, матушка?

— Конечно, я люблю князей, они братья добрые, покладистые. А когда ты в обратный путь собираешься? Только не подумай, я не гоню тебя...

— Жене я обещал быстро вернуться, так что день-два и назад.

— Зачем такая спешка? Подождёт твоя жена, погости хоть недельку. На охоту съездишь, теперь самый сезон. Владыку Васьяна надо бы ещё в гости позвать — замечательный он человек. Да и мне с тобой потолковать надо без спешки.

— Хорошо, я подумаю.

— Говорил ты с Феодосией? Заметила я, как увидела тебя за столом, засветилась вся. Любит она тебя! Вот беда-то!

— Разве может быть беда в любви, а, матушка? — улыбнулся Иоанн. — Любовь, она всегда в радость!

— Это для тебя — радость, ты порадуешься да ускачешь, а ей дальше страдать.

Матушкин упрёк не огорчил Иоанна. Напротив, он ощутил удовлетворение от её слов. Вспомнил о маявшей его накануне тревоге, вздохнул, прислушался к себе — и её уже не было. Ощутил лёгкость во всём теле и радость. Слава Богу, он излечился от ненужной ему теперь страсти. «Так всё просто!» — подумал он и блаженно улыбнулся.

...Третий день гостил великий князь у матери и странное чувство испытывал к той, ради которой примчался сюда. Рядом с ней он был почти спокоен, они рассказывали друг другу, как жили те месяцы, что не виделись, чем занимались. Говорили больше, чем когда-либо прежде, он испытывал к ней нежность, жалось, но страсти не было. Они ни разу даже не поцеловались, как это бывало прежде. Но стоило ему куда-то отъехать, даже ненадолго — в гости, на охоту, как странная сила, будто за невидимую ниточку, тянула его назад. Скорее всего, так и было: её тоска передавалась ему, держала в своей власти. Однако, возвращаясь, он вновь успокаивался и достаточно быстро насыщался её обществом.

С удовольствием встречался великий князь с архиепископом Вассианом, величественным и благообразным старцем, которого знал с детства.

Вассиан происходил из обеспеченной семьи землевладельцев, служивших удельным князьям. Молодость свою он провёл в Пафнутьевом Боровском монастыре, рядом с преподобным его основателем, был любимым его учеником. Затем, желая пополнить свои знания, по благословению Пафнутия, отправился в Троице-Сергиев монастырь, где уже в то время имелась прекрасная библиотека. Вскоре стал игуменом этой обители и более десяти лет оставался её пастырем. Его хорошо знали в великокняжеском семействе, ибо в нём в то время уже существовала традиция ежегодных паломничеств в Троице-Сергиеву обитель. Кроме того, монастырь лежал на пути во все северные города, в первую очередь матушкин Ростов Великий. Вассиану то и дело приходилось оказывать гостеприимство высокопоставленным путникам, служить молебны. Иоанн ценил умного, начитанного старца и потому, будучи уже великим князем, в 1468 году пригласил его в Москву настоятелем Новоспасского монастыря, попросил быть духовным отцом своим.

Владыка уже в ту пору отличался крутым нравом, дорожил собственным мнением, был честен, говорил, что думал. Но это не мешало ему с почтением относиться к великокняжеской власти, к самому Иоанну, которого он всячески поддерживал, за что великий князь охотно прощал ему некоторую дерзость. Когда освободилось место Ростовского архиепископа, Мария Ярославна пожелала видеть на этом посту Вассиана, и великий князь поддержал её, убедив митрополита согласиться с таким назначением. Владыка Ростовский был горячим сторонником объединения русских земель, сумел увлечь этой идеей и Марию Ярославну, за что Иоанн был благодарен старцу.

Во время одного из обедов зашла речь о первом учителе Вассиана, Пафнутии Боровском.

— Святой жизни человек, — отозвался о нём Вассиан. — За то Господь даровал ему талант провидения. От него, бывало, ничего не скроешь. Поглядит на тебя своим просветлённым оком и всё про тебя поймёт, все мысли твои потайные. И даже то знает, что ты и сам про себя пока не ведаешь. Мне ещё с юности предсказал: быть тебе, говорит, не меньше чем епископом, учись только как следует, читай побольше, да не подчиняйся плоти своей. Так и сказал. Ох и не простая это наука! — молвил владыка, оглядывая стол, заставленный разнообразной жареной да пареной снедью, птицей, зайчатиной.

Перед владыкой же стояло серебряное блюдо с куском рыбы, от которой он пальцами отщипывал по маленькому кусочку, осторожно, чтобы не испачкать длинные усы и бороду, вставлял в рот и затем тщательно пережёвывал.

— Может, владыка, отведаешь кусочек лебяжий, ведь пост впереди, ещё наголодаешься.

— Нет, нам этого не положено. У Пафнутия мы рыбку и ту лишь по праздникам вкушали. С юности он мне внушил, что мясо употреблять грех великий, всё одно, что страдание убиенного животного на себя, на свою душу принимать. Птицу иной раз могу съесть, да и то грех. Вот рыбкой люблю побаловаться, икрой...

— Ешь владыка, рыбка прекрасная, — угощала Мария Ярославна.

— А вот, говорят, что без мяса обессиливает человек? — заметил великий князь.

— Разве похож я на слабого? — Вассиан приподнял свободный рукав своего облачения и показал мощную мужскую руку с крепкими мышцами.

— Владыка и теперь каждый день физическим трудом занимается, — похвалила его Мария Ярославна, — сам пруды с крестьянами и монахами копает, хлеб молотит, кирпичи носит!

— А ты погляди на других иноков! — продолжил архиепископ. — Вон хоть на Пафнутия. Я твёрдо знаю, что он с юности мяса в рот не брал, а здоровьем Бог не обидел, восемь десятков скоро стукнет старцу, а он ни одну службу не пропустит, сам с чернецами на земле трудится. Я недавно побывал в гостях у него, юность свою вспомнить захотелось да с игуменом повидаться, о душе потолковать. Посмотрел, как он со своей братией храм каменный ставит, как работает, кирпичи носит, подивился даже. По-прежнему любит игумен повторять изречение апостола Павла: «Вера без дел мертва». Кормит ежедневно хлебом до сотни нищих паломников, каждому с собой кусок даст!

— Я и сам давно собираюсь Пафнутия навестить, — поддержал