до высот изощренности доведено у человекообразных. Точность представления того, что думают и чувствуют другие, определяется пониманием модели мышления конкретного человека, представлением о его типичных поступках и взглядах в динамике, вероятностью определенного поведения на основании прошлого опыта общения с ним. Эта способность обеспечила двуногим приматам беспрецедентную эффективность группового поведения, что важно и во время охоты, и во время бегства от опасности.

Если довести это эволюционное предположение до логического завершения, то возникновение ночного оракула должно было произойти в трех отчетливых стадиях. На первой состоялась эволюция молекулярных и нейрофизиологических механизмов, способных стимулировать реверберацию воспоминаний и их долговременное хранение посредством медленного и быстрого сна соответственно.

Стимулирование перестроения воспоминаний зависит от взаимодействия этих механизмов и должно относиться к тому же периоду. Учитывая наши знания о сегодняшней фауне, можно предположить, что это произошло в самом начале эволюции наземных позвоночных, около 340 миллионов лет назад. В результате действия этих механизмов животное, едва пробудившись, лучше адаптировалось к окружающей среде — бессознательно, но эффективно.

Вторая стадия, возможно, произошла в начале эволюции млекопитающих 220 миллионов лет назад. Она привела к усовершенствованию более длительного быстрого сна, который мог длиться до десятков минут — у некоторых видов в 300 раз дольше, чем у птиц и рептилий. Это создало условия для электрической активации длинных последовательностей воспоминаний, биологического субстрата нарративов сновидений.

Онейрический оракул начал обретать форму. Отголоски воспоминаний во время быстрого сна отражают не только уже прожитые переживания, но и желаемые. На второй стадии, в большей или меньшей степени присущей всем млекопитающим, оракул все еще был в бессознательном состоянии, но его влияние на жизнь наяву стало потенциально более значительным благодаря воспоминаниям о реальности сна, переносимым в реальность.

Сны млекопитающих, в отличие от снов птиц и рептилий, стали ментальным пространством для слияния, деления и эволюции мемов, котлом символических представлений, способных моделировать возможное будущее. По словам нейробиолога Джонатана Уинсона, «сны никогда не предназначались для запоминания, но они являются ключом к тому, кто мы есть».

Эта стадия психического функционирования соответствует концепции первичного сознания, сформулированной американским биологом Джеральдом Эдельманом. В 1972 году он получил Нобелевскую премию по физиологии или медицине за фундаментальные открытия в области химической структуры антител, а во второй половине своей профессиональной деятельности стал влиятельным нейробиологом.

Первичное сознание — это ментальное воспроизведение настоящего момента с мимолетными эмоциями, ощущениями и восприятием; реальное и полное представление о настоящем, но туманное — о прошлом и будущем. Средства функционирования мозга, преобладающие среди структурно и поведенчески разнообразных млекопитающих, оснащены нейронными цепями для сенсорного восприятия, двигательных действий и обработки кратковременных воспоминаний. В эти цепи также входит сеть пассивного режима работы мозга[160], активация которой имеет решающее значение для сновидения.

Эдельман предположил, что мозг — это динамический продукт постоянной конкуренции между группами нейронов и их синапсами, которые проходят положительный или отрицательный отбор в зависимости от взаимодействия с окружающей средой. Эта теория получила название «нейронный дарвинизм», поскольку была вдохновлена гипотезой об эволюционных механизмах, аналогичных тем, что функционируют в иммунной системе и при взаимодействии с окружающей средой, которое формирует эволюцию вида.

Эдельману мозг больше напоминал джунгли, чем компьютер. Один из важных аспектов этой концепции нервной системы — конкуренция нейронов друг с другом за активность и за доступ к веществам, необходимым для метаболизма. Это создает основу для рассмотрения развития и созревания нервной системы как продукта конкуренции между отдельными популяциями нейронов. Отсюда всего один шаг до идеи, что и мысли тоже конкурируют друг с другом.

Согласно концепции Эдельмана, животным не хватает характерного для человека вторичного сознания — средства умственного функционирования, основанного на взаимодействии представлений о себе и о других для создания симуляции возможных альтернативных вариантов будущего. Этот навык позволяет нам выходить далеко за пределы настоящего: мы можем не только переживать, но и планировать, и постоянно оценивать.

Если воображение — это малоинтенсивный сон, направляемый сознательной волей, грезы, ослабленные бомбардировкой воспринимаемых ощущений, то фактический сон, даже если он не направляется сознательным желанием, может быть гораздо более интенсивным.

Чтобы понять механизмы, определяющие работу сознания, французские нейробиологи Жан-Пьер Шанжё, Станислас Деан и Лионель Наккаш провели серию чрезвычайно показательных экспериментов, признанных классическими. Они доказали, что когда человека стимулируют очень слабыми, на грани восприятия и невосприятия образами, то воспринимается ли конкретный образ сознательно, определяется распространением нейронной активности на области коры головного мозга, весьма удаленные от первичных сенсорных полей, то есть тех, которые получают сигналы от сетчатки и других органов чувств.

В течение первых 200 миллисекунд после стимула нейронная обработка происходит в действительно специфических, пространственно ограниченных сетях обработки, предназначенных для его восприятия органами чувств (зрением, слухом и др.). В следующем промежутке, примерно через секунду после воздействия раздражителя, активация может снизиться вплоть до исчезновения или, наоборот, распространиться.

Когда образ исчезает, он никогда не воспринимается сознательно, и тогда мы говорим, что стимул был подсознательным. Однако при распространении активности почти на всю кору головного мозга образ обязательно начинает восприниматься сознательно. Что любопытно: у больных шизофренией подсознательный процесс сохраняется, а вот сознательное восприятие снижено.

Среди разных теорий, о работе сознания большинство экспериментальных результатов объясняет именно теория глобального рабочего пространства нейронов, сформулированная голландским нейробиологом Бернардом Баарсом и расширенная Деаном, Наккашем и Шанжё.

Согласно этой теории, работа сознания соответствует «зажиганию» обширной цепи нейронов всей коры при переходе от множества изолированных параллельных процессов к единому глобальному, в котором все части имеют доступ к информации от целого. Этот принцип лежит в основе грид-вычислений[161], разработанных в 1990-х годах: соединенные в сеть компьютеры обмениваются информацией и выполняют совместную обработку данных, привлекая к этому другие вычислительные машины в зависимости от их доступности.

В головном мозге эту работу выполняют нейроны из более поверхностных слоев коры. Их чрезвычайно длинные аксоны способны быстро распространять активацию. Когда порог распространения корковой активности преодолен и сознание подключено, появляется возможность стабилизировать любой ментальный объект на необходимое время посредством нейронной обратной связи, которая избирательно усиливает соответствующую информацию.

Разница между сознательными и бессознательными мыслями заключается в большем или меньшем распространении электрической активности в коре головного мозга. Но как понять, почему во время быстрого сна она распространяется на участки, гораздо большие, чем считалось до сих пор? Это открытие подтверждает гипотезу о том, что быстрый сон сыграл ключевую роль в переходе от первичного ко вторичному сознанию.

Путешествие было эволюционно долгим, поскольку образ жизни осьминогов и леопардов имеет больше общего между собой, чем с нами. Даже если мы гораздо ближе к нашим собратьям-млекопитающим, чем к моллюскам, наше ментальное программное обеспечение