Она тоскливо думала: откуда та знает о ней самые неприятные вещи? Чем она могла вызвать такую ненависть у этой незнакомой ей девчонки, что та даже оставила, судя по всему, мысли о самоубийстве, чтобы только убить ее, Этли?

Она услышала, как девчонка проглотила пережеванное и снова поднесла к ее угловатому, скуластому лицу яблоко. Так зеленоволосая постепенно расправилась со всеми фруктами, и только съев последнее, пояснила:

— Это мне приносили. А не тебе, жополизка. А ты, тварь, давись местной синтетикой, может, сдохнешь, порадуешь меня.

К этому времени Этли окончательно успокоилась. «Такая дикая ненависть не может быть у нормального человека, — подумала она. — А если эта девочка безумна, хотя бы и знала обо мне грязное, стоит ли ее за это ненавидеть?» День тянулся тоскливо. Зеленоволосая закрыла глаза и, видно, уснула. Этли тоже прилегла. Девчонка совершенно ее вымотала, и принцесса незаметно задремала. В полусне она удивилась тому, что зеленоволосая, ко всему прочему, куда лучше знает миры демонов, чем Этли. «Наверное, она уже давно здесь», — подумала еще принцесса и окончательно заснула.

Ее резко вырвали из сна чьи-то голоса. Этли открыла глаза, садясь на своей кровати. В комнате стоял совсем невысокого роста тот самый старик — Первый Хирург.

Он с какой-то детской улыбкой смотрел на трущую глаза кулачками принцессу. Неожиданно слегка поклонился:

— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?

— Здравствуйте, Ваше Величество. Спасибо, хорошо, — не очень уверенно сказала Этли, не зная, как следует правильно говорить с хозяином этой планеты.

— «Ваше Величество»? — очень удивился и даже растерялся этот старик, а зеленоволосая издевательски засмеялась.

— Простите, но я не знаю, как подобает обращаться к вам. Поверьте, мне никто не сказал.

— Конечно, извиняю, — улыбнулся старик, — Всех, кто лечит, можно звать «доктор», и все.

— Конечно, доктор, — с облегчением сказала Этли, — Все хорошо, доктор.

— Еще бы не хорошо, — противным, змеиным голосом влезла зеленоволосая, — Сожрала мои яблоки, теперь у нее все хорошо! Я хоть смотрела на них.

Старик несколько нахмурился и посмотрел на одну, потом на другую девочку. Этли вспыхнула:

— Я никогда не брала чужого! Как тебе не совестно!

— Ну конечно, это я выпрыгнула из стасис-поля, быстренько их съела и улеглась обратно, — презрительно бросила зеленоволосая. Да вы поглядите на нее — чего она такая красная? От стыда! Сожрала, вот и совесть заела. У них, у благородных, она только задним числом и просыпается.

Повинуясь мгновенному толчку Этли опустила голову перед проницательно смотрящим на нее стариком и тихо сказала, краснея еще больше:

— Простите. Это я их съела. Мне так захотелось этих яблок, что я не выдержала и все съела.

В комнате повисла тишина. Зеленоволосая удивленно глядела на Этли, старик задумался, а принцесса трогала пальцами игрушку в кармане, снова одалживая у нее доброты и спокойствия.

Затем старик улыбнулся и неожиданно строгим голосом сказал:

— Придется поговорить с вами, девушка. Давайте-ка выйдем в коридор!

— Значит, это вы съели? — спросил старик принцессу в коридоре. Этли кивнула. Старик улыбнулся:

— И каков же был вкус этих прелестных плодов?

Этли не нашлась, что сказать.

— Зачем вы солгали? — спросил старик, выждав паузу, — Я же увидел вас — и все понял.

— Доктор, признаюсь, что я просто растерялась, — сказала Этли, — Я не ожидала от нее такой подлости, ведь она сама просила меня подать ей эти яблоки. И я решила, что если я «сознаюсь», то это глупое препирательство закончится. Наверно я доставила ей радость, ведь как я догадываюсь, она надеется, что вы меня ругаете. Она меня так возненавидела, и я теряюсь в догадках — за что…

— Вот это новости психиатрии! — возмутился старик, — Кажется, у меня найдется ведерная клизма, чтобы встряхнуть мозги Эрне! Так ты не знаешь, почему Ди так к тебе относится?

— Она не захотела сообщить даже свое имя. Значит, ее зовут Ди?

— Совершенно верно. Ди, рабыня, домоправительница и любовница одного безобразника по имени Рик Хаш.

— Любовница Рика? — Этли наморщила лоб, вдруг стены вокруг нее закрутились, и она оказалась на своей кровати. В комнате было тихо. Этли пошевелилась, села, чувствуя себя совершенно разбитой. Новыми глазами осмотрела лежащую в стасисе зеленоволосую Ди. Та почти беззлобно проворчала:

— Экая ты нежная. Чуть что — сразу в обморок. Похлебала бы с мое — а потом уж лезла в эти игры, белая кость.

Этли посмотрела на Ди и покачала головой: «И что только он нашел в этой тощей, драной, уличной девке ценой в несколько медяков?»

Снова улеглась, мрачно усмехнулась: «Значит, и он знает всю мою грязь. И хорошо, если Ди говорит не с его языка. Нет, этого не может быть — ведь он прислал мне эту игрушку. А если сначала прислал, а потом…» Этли нетвердо спросила:

— Ди, ты давно здесь лежишь?

— Дней двадцать, — хмуро буркнула девочка, — А зачем тебе это?

— А… Рик приходил?

— Ко мне?! Он не придет. Никогда не придет, — с непонятной усмешкой бросила Ди.

— Говорят, он здесь лежал. Я думала…

— Он здесь лежал? Когда? Что с ним было? — дрожащим от ужаса голосом переспросила Ди, и Этли женским чутьем поняла многое. Она вздохнула:

— Я подумала, эти… яблоки принес он. Вот и спросила. Мне только сказали, что он упал, и был недавно здесь. Некоторое время.

— Разве что с очень большой высоты, — хмыкнула Ди, — Так, чтобы в лепешку. Меня ж починили. Но это он не из-за меня. Это он на работе. На меня ему наплевать. И правильно.

Этли поежилась. Ей стало холодно от интонации зеленоволосой Ди. Ее мир был совсем другим. Совсем неахайским. Мир, где говорят о смерти на работе, словно об ушибленном пальце.

— А яблоки мне приносит Ло. Ты, наверно, ее не знаешь. И новости тоже. Только, выходит, не все, — сказала Ди, — Надо с ней поговорить. Что я, стеклянная, чтобы меня в вату заворачивать? Разбиться все равно не дадут, выходит, надо бы жить дальше. А не сказать — это ж почти соврать. Чего-то холодно становится. Укрой меня. Да и сама ложись дрыхнуть.

В окне и вправду темнело. Этли отыскала по указаниям Ди одеяла, укрыла свою подопечную. Улеглась сама. Услышала отрешенный голос Ди:

— Когда-то я вам, благородным, завидовала. Молила себе благородного кавалера. Вот и вымолила, дура, Рика Хаша. Барона воров и вора среди баронов. Да только сама оказалась не подстать: шлюхой посреди принцесс быть не трудно, а вот принцессой шлюх — это да-а… Вот и приспичило — с разгону да в окошко. Починят — а я опять. Тоже дурость. Видно не суждено мне ума набраться, так