романах, которыми она зачитывалась в детстве, это было обычным делом, но в реальной жизни ничего подобного делать ей еще ни разу не приходилось. После нескольких промахов — это оказалось несколько труднее, чем описывалось в романах — она была вознаграждена зрелищем появившейся в окне головы.

— Фалько! — прошипела Джорджия настолько громко, насколько позволял ей страх разбудить кого-нибудь еще. — Ты можешь впустить меня?

Последовали минуты ожидания. Долгие минуты, хотя Фалько постарался спуститься так быстро и так бесшумно, как только позволяла ему искалеченная нога… Никогда еще Джорджии не доставляло такой радости увидеть, как отворяется дверь, позволяя ей проскользнуть в дом из пугающей темноты. Приложив палец к губам, она жестом велела Фалько снова запереть дверь.

Они молча поднялись по лестнице и, даже оказавшись в комнате Фалько, где им уже ничто не угрожало, говорили только шепотом, чтобы их не смогли услышать Викки и Дэвид.

Джорджия обвела взглядом комнату, освещенную ночником у постели Фалько. Никогда еще она с такой остротой не ощущала, что это прежняя спальня Лючиано, покинутая им теперь уже навеки. Сегодня, однако, следовало быть особенно осторожной, и Джорджия быстро глянула на дверь.

— Отлично, — прошептала она. — Засов есть. Нам придется запереться.

Округ Овна был украшен красно-желтыми знаменами, столы покрыты красно-желтыми скатертями, а на стенах домов укреплены искусно раскрашенные светильники, дожидавшиеся, когда их зажгут после наступления темноты. Повсюду можно было увидеть знаки Овна, а детишки надели на головы маленькие шлемы, украшенные символическими рожками.

В доме Паоло крошки-близнецы уже уснули в своей колыбели, девочки же улеглись в постели только после того, как им разрешили взять с собой их драгоценные флажки. Джорджия спустилась с сеновала в костюме наездника и тут же попала в объятия Паоло и Терезы.

— Время заезда, — сказал Паоло.

— Желаю удачи, — тоже обняв девочку, добавил Лючиано. В этот момент Джорджия решила, что пора добиться чего-то большего, чем просто удержаться на лошади. Сейчас на ней сосредоточились надежды всего Овна и, что еще важнее, на нее надеялся Лючиано.

Все говорили, что результаты предварительных заездов не имеют никакого значения, но обстановка вокруг этого последнего заезда заставляла относиться к нему по-иному. Это был первый случай, когда вечером Джорджия намеренно осталась в Реморе, и ей пришлось только надеяться, что предпринятые ею в Лондоне меры окажутся достаточно действенными. Постаравшись отогнать от себя эти мысли, она полностью сосредоточилась на предстоящей ей скачке.

На этот раз Джорджия не была последней. Она пришла десятой — впереди Козерога и Рака. Весь Овен аплодировал ей, и она сама была бы вполне удовлетворена, если бы не то, что в заезде победил скакавший на Ное наездник Рыб. Некоторые болельщики Рыб свистели, когда Джорджия покидала дорожку, и выкрикивали в ее адрес какие-то нехорошие, судя по всему, слова.

Зато назад в округ Овна Джорджию провожала целая толпа, скандировавшая «Дзондзо! Дзондзо!» и «Монтоне! Монтоне!» — «Овен! ОвенI»

Архангела, чтобы дать ему немного остыть, провели в небольшой, поросший травой загон, а Джорджия обнаружила, что ее обнимают совершенно незнакомые ей люди, похлопывая по спине и называя молодцом. Она спасла честь Овна, и ей были за это благодарны.

Для Джорджии, никогда не пользовавшейся особой популярностью, ощущение это было необычным и опьяняло ее сильнее, чем щедро налитое красное вино. Ее провели к главному праздничному столу, накрытому перед церковью Святой Троицы, главным храмом Овна. Джорджия с радостью увидела сидевших за тем же столом Лючиано и Детриджа, которых, как она опасалась, вполне могли увести к Близнецам, где должна была присутствовать их молодая герцогиня. Еще одной гостьей за главным столом была Сильвия Беллини — где же еще могла она праздновать, как не в самом близком ее Беллеции округе?

Жители Овна потоком двигались по главной улице округа, Виа ди Монтоне. Постепенно все места за длинными столами заполнились, факелы зажглись и праздник начался.

Первым со своего места поднялся Паоло и, громко хлопнув в ладоши, призвал всех к молчанию.

— Граждане Овна! — сказал он. — Представляю вам нашего наездника на завтрашних Скачках — Джорджио Греди!

Буря аплодисментов.

— Ему пришлось неожиданно заменить моего сына Чезаре, и за это мы всегда будем в долгу перед ним. — Новые аплодисменты. Затем священник поднялся на ступени храма, и Джорджия должна была подойти и получить из его рук специальный шлем. Он был выкрашен в цвета Овна, но, в отличие от мягкой шапочки, которую Джорджия надевала во время заездов, изготовлен из металла. Джорджия с трудом сглотнула, сообразив, по какой причине она получила такой шлем. Завтра вечером, в уже настоящей скачке, у всех наездников будут кожаные бичи, которыми они частенько пользуются друг против друга.

Паоло вновь встал с места и в своей роли Капитана произнес речь о чести округа и о том, как для каждого из собравшихся важны Звездные Скачки. К своему ужасу, Джорджия обнаружила, что от нее ждут ответной речи. Раньше ей никогда не приходилось выступать перед публикой. Однако произошло нечто неожиданное. Паоло сидел по левую руку Джорджии, Лючиано — по правую, а Уильям Детридж занимал место рядом с Лючиано. Когда Джорджия встала на ноги, чувствуя легкое головокружение от выпитого вина, она увидела, что Детридж и Лючиано взялись за руки. Свободной рукой Лючиано взялся за край шелкового камзола Джорджии, а с другой стороны то же самое сделал Паоло.

Открыв рот, чтобы заговорить, Джорджия почувствовала словно бы втекающий в нее поток энергии. Собственный голос показался ей странно глубоким, слова находились как бы сами собой. Джорджия чувствовала, что говорит весьма красноречиво, хотя потом так и не смогла вспомнить ни слова из своей речи. Что-то там было насчет ее любви к Реморе вообще и к Овну в частности и о том, что завтра она сделает всё, чтобы оправдать возложенное на нее доверие, но подробности были словно бы скрыты в густом тумане.

Как бы то ни было, слушателям ее речь, судя по всему, понравилась, и на место Джорджия села под громовые аплодисменты. Чтобы присоединиться к ним, Странники отпустили ее камзол, и Джорджия сразу же почувствовала, что поддерживавшая ее сила пошла на убыль. Сильвия, сидевшая рядом с Детриджем, наклонилась к ней и негромко