— Да ты не Алексей Сурков, а Семён Будённый! — с места выкрикнул под смех зала Первенцев.

— А что такого? Будённый — наш национальный герой! Но я к чему о кавалерии заговорил? Чтобы сказать: прощаюсь с кавалерией, отныне мои самые любимые войска — ракетные. И особенно стратегического назначения! Но главное не в этом. Патриотическая песня — это, други мои, не обязательно ракеты или, там, подводные лодки, которые прошли под полюсом, это прежде всего чувство любви к Родине, ощущение слитности человека с её судьбой. Вот скажите, «Нас утро встречает прохладой» на музыку Шостаковича — патриотическая песня? Ещё какая патриотическая, очень даже патриотическая!

А насчёт перекосов в военной литературе, так вот что я думаю, — сменил тему Сурков. — Вы не заметили, что наши знаменитые писатели — не стану называть имён, а то если кого-нибудь пропущу, так смертная обида будет, — так вот, эти знаменитые писатели в сорок втором писали про войну совсем не так, как пишут теперь? Теперь начали мудрствовать от лукавого. Тогда на щит поднимали героев, а теперь приходят в умиление от антигероев. Но, думаю, переболеют они этой болезнью и перестанут шарахаться из одной крайности в другую...

Когда пришла очередь выступать Малиновскому, он решил не говорить конкретно о литературных проблемах. Деятели литературы должны узнать, что представляют собой современные вооружённые силы Советского государства, как они совершенствуются, чтобы отвечать требованиям международной обстановки. Министр говорил подробно, по возможности, открыто, насколько это дозволялось грифом «совершенно секретно». И особенно подробно — о новом и горячо любимом министром обороны виде вооружённых сил — ракетных войсках стратегического назначения. Потом перешёл к проблемам особой войны — войны психологической.

— Психологическая война — это война идей, — подчеркнул Малиновский. — Вот как определил её английский военный теоретик генерал Фуллер: «Россию следует атаковать изнутри. Этот тип конфликта ведётся на внутреннем фронте противника, то есть путём нападения на него изнутри, а не с внешней стороны». Цель абсолютно понятна: взорвать социализм изнутри, на манер троянского коня. Вам знакомы средства этой войны: шантаж, клевета, провокация. Как метко сказал один американский специалист по пропаганде, психологическое воздействие — это поток, вливающийся в реку международной обстановки, текущей к следующей войне.

Так что, дорогие товарищи, проблемы войны и мира есть коренные вопросы современности, — и это коренные проблемы творчества писателей, которых волнует военно-патриотическая тема.

Малиновский отпил глоток воды из стакана, стоявшего на трибуне, и внимательно оглядел зал. Его порадовало, что слушали с интересом. Конечно, многое из того, что он сейчас говорил, было в какой-то мере известно. Но в устах министра обороны эти, казалось бы, известные положения переходили из области предположений, версий, догадок и даже слухов в реальные факты современной жизни. А то, что министр как бы приглашал писателей не только фиксировать факты и явления жизни, но и переплавлять их в образы и коллизии новых книг, словно приобщало литераторов к тому великому и важному, чем жила страна и её народ.

Затронул Малиновский и собственно военную тему в литературе.

— Начну с того, что соглашусь с Алексеем Александровичем: время кавалерии далеко позади! В век технического прогресса у нас в армии есть много людей, обладающих особой профессией, которая прежде нам и не снилась. Это, по сути, военные инженеры, находящиеся у пультов ракетных установок. Сидит себе у пульта скромный молодой офицер, а между тем от его действий зависит, пожалуй, гораздо больше, чем от решений Ганнибала или Наполеона на поле боя. Без преувеличения: зависит судьба государств, а то и континентов. Правильно ли, точно ли он исполнил приказ, идущий от Верховного Главнокомандующего, или же допустил непростительную ошибку? Вот тут и становится понятным контраст между армией прошлого и армией сегодняшнего дня. Каким же ответственным должен быть такой человек! Какую силу духа иметь, какие знания, как должен быть предан своей Родине! Вот бы и показать во весь рост такого героя, — не картонного, не мумию, а живого, во всей его психологической глубине. И ещё мне думается, что маловато у нас романтики, будни нас заедают. А зря. Молодёжи нужна мечта, чтоб вырастали крылья для высокого полёта!..

После официальной встречи Епишев пригласил всех в зал, где уже были накрыты столы.

— Страна идёт к празднику Советской Армии, — сказал он. — Думаю, не будет большого греха, если мы его заранее, так сказать, отметим.

Собравшиеся встретили это сообщение с восторгом.

Малиновский, когда все расселись, произнёс первый тост и вскоре, когда застолье, как это обычно бывает, приняло хаотический, шумный характер, незаметно, «по-английски» покинул зал. Его ждали дела, которые, казалось, невозможно было переделать, хоть трудись круглые сутки. Была и ещё одна причина, по которой он торопился уйти: очень он не любил, когда оказывался на подобных мероприятиях без своей Раечки, Раисы Яковлевны. Когда она сидела рядом, всё, что происходило во время застолья, воспринималось совершенно по-другому. Рядом с ней он ощущал радость жизни, был весел, шутил, каждый эпизод происходящего воспринимал как проявление чего-то праздничного, отличающегося от привычных будней, а без неё проникался чувством одиночества, будто расстался со своей Раечкой навсегда.

И потому, когда уже почти у самых дверей его «перехватил» драматург Александр Штейн, Малиновский обречённо вздохнул: «Ну вот, не удалось исчезнуть». Однако то, о чём заговорил Штейн, заинтересовало.

— Родион Яковлевич, в первые месяцы войны я служил на линкоре «Октябрьская революция», — заговорил драматург. — Линкор стоял на Кронштадтском рейде. Положение у Ленинграда, если помните, было самое отчаянное. Главный калибр бил уже не только по южному берегу, но и обоими бортами по северному, где наступали финны. Бывало, зенитки линкора отбивали по пятнадцать воздушных налётов немцев в сутки. И представляете, даже в такой обстановке офицеры, политработники, краснофлотцы находили время, чтобы почитать книгу.

— Поразительно! — даже не поверил маршал. — Интересно, что же они читали?

— Представьте, до начала войны, до двадцать второго июня, самым большим спросом пользовалась «Анна Каренина». А как началась война, всех потянуло к «Войне и миру». Я это сам выяснил по абонементу корабельной библиотеки.

— Любопытно. Понадобился, так сказать, первоисточник, из которого можно было черпать силу, мужество, веру.

— Да-да, вы совершенно правы, — закивал Штейн. — И ещё одна деталь. Я заметил по обтрёпанным переплётам, что были особенно зачитаны третий и четвёртый тома романа, в которых речь идёт