Поэтому она, согнувшись от боли в спине, бочком, по-крабьи, пересекла гостиную, потом по длинному коридору влетела на кухню, где за ней тихо закрылась вращающаяся дверь, подбежала к стойке с кухонными принадлежностями и выхватила мясницкий нож.

Она вдруг осознала, что издает какой-то пронзительный жуткий звук, а потому задержала дыхание, замолкла, взяла себя в руки.

Убийца не ворвался в кухню сразу же, как того ожидала Джинджер. По прошествии нескольких секунд она поняла: ей повезло, что он еще не появился, потому что мясницкий нож был бесполезен против пистолета на расстоянии в десять футов. Молча отругав себя за то, что чуть не совершила роковую ошибку, она бесшумно вернулась к дверям и встала сбоку от них. Спина продолжала болеть, но уже не так остро. Теперь она могла стоять прямо, прижавшись к стене. Сердце ее колотилось так громко, что ей казалось, будто стена — это барабан, реагирующий на ее сердцебиение, усиливающий стуки так, что глухие удары в предсердии и желудочке эхом разносятся по всей квартире.

Она низко держала нож, готовая замахнуться, описать смертельную дугу и вонзить его в убийцу со смертельного разворота. Однако исполнение этого отчаянного сценария зависело от того, ворвется ли он в кухню через дверь в припадке истерики и ярости, безумный, сведенный с ума верой в то, что его часы сочтены из-за раны в горле, но исполненный решимости отомстить. Ну а если он будет проникать на кухню медленно, осторожно, открывая дверь дюйм за дюймом, надавливая на нее стволом пистолета, не стоит ждать ничего хорошего. Однако с каждой секундой его отсутствия Джинджер все яснее понимала, что он не будет играть свою роль так, как надеялась она.

Если только рана на его горле не была гораздо серьезнее, чем думала она. В таком случае он, возможно, все еще истекал кровью в библиотеке, на китайском ковре, и все закончилось бы его смертью. Джинджер молилась о том, чтобы так оно и было.

Но знала: надежды не оправдаются. Он жив. И он придет за ней.

Она могла закричать и, может быть, привлечь внимание кого-нибудь из соседей, чтобы те вызвали полицию, но у преступника имелось достаточно времени. Он не стал бы убегать, не убив ее. Кричать, звать соседей — только напрасно тратить силы.

Она еще сильнее прижалась к стене, словно пыталась слиться с ней. Распашная дверь в нескольких дюймах от ее лица приковывала ее внимание — так змея гипнотизирует мышь. Она была напряжена, готова среагировать при малейшем движении, но дверь сводила ее с ума, оставаясь неподвижной.

Куда он делся, черт его побери?

Прошло пять секунд. Десять. Двадцать.

Что он делает все это время?

Вкус крови во рту становился все более едким, тошнота хватала ее своими липкими пальцами. Теперь она могла поразмыслить над тем, что́ сделала с ним в библиотеке, и остро осознала, насколько зверскими были ее действия, поразилась таившейся в ней жестокости. Появилось время и на обдумывание того, что еще она собирается с ним сделать. Перед ее мысленным взором возникло широкое лезвие мясницкого ножа, глубоко вонзающегося в тело человека, и по ней прокатилась дрожь отвращения. Она — не убийца. Она — врач. И не только по образованию, но и по природе. Она попыталась заставить себя не думать о том, как вонзает в него нож. Думать об этом слишком долго было опасно, это путало мысли, изматывало.

Куда он делся?

Больше ждать она не могла. Она боялась, что бездействие не идет на пользу животной хитрости и свирепой жестокости, необходимым ей для выживания, и испытывала тревожное убеждение в том, что каждая лишняя секунда дает ему преимущество, а потому встала напротив двери и положила руку на ее кромку. Она собралась было толкнуть створку и выглянуть в коридор и гостиную, но неожиданно решила, что он стоит там, в считаных дюймах от нее, по другую сторону двери, и ждет, что она первой сделает следующий шаг.

Джинджер замерла, затаила дыхание, прислушалась.

Тишина.

Она приложила ухо к двери, но и так ничего не услышала.

Рукоять ножа в ее руке стала влажной от пота и скользкой.

Наконец она положила руку на край створки и осторожно нажала — дверь приоткрылась на полдюйма. Выстрелов не последовало, и она приложила глаз к щели. Убийца находился не прямо перед ней, как она того опасалась, а поодаль, где коридор переходил в прихожую: он только что вошел в квартиру с лестничной площадки, с пистолетом в руке. Видимо, он искал ее в лифте и на лестнице, не нашел и вернулся. После этого он закрыл дверь, запер ее, повесил цепочку, чтобы не дать Джинджер быстро уйти, — очевидно, понял, что та все еще в квартире.

Он поднес руку к горлу. Джинджер даже на расстоянии слышала, как хрипло он дышит. Но его паника явно прошла. Не умерев сразу, он понемногу обретал уверенность, начинал понимать, что выживет.

Дойдя до конца прихожей, он посмотрел налево, окинув взглядом гостиную, потом направо, где была спальня, и наконец направил взгляд перед собой, в конец длинного, погруженного в полутьму коридора. Сердце Джинджер стало биться неровно — на мгновение ей показалось, что убийца смотрит прямо на нее. Но он находился слишком далеко и не мог заметить, что дверь приоткрыта на полдюйма. Он не пошел прямо на Джинджер, а заглянул в спальню. Двигался он спокойно и целеустремленно, и это ее обескураживало.

Она позволила кухонной двери закрыться, поняв, что ее план, к несчастью, больше не работает. Это был профессионал, привычный к насилию, и, хотя яростная атака Джинджер выбила его из колеи, уверенность быстро возвращалась к нему. Когда он обыщет спальню и примыкающие к ней стенные шкафы, холодная расчетливость полностью овладеет им. Он не ворвется на кухню, подгоняемый яростью и страхом, не станет легкой добычей.

Нужно выбраться из квартиры. Быстро выбраться.

Не было ни единого шанса на то, чтобы достичь входной двери. Ее противник, вероятно, уже заканчивал осмотр спальни и должен был вот-вот выйти в коридор.

Джинджер положила нож, засунула руку под свитер, стащила с себя разодранный бюстгальтер, бросила его на пол, тихо обошла кухонный стол, раздвинула шторы на окне и посмотрела на площадку пожарной лестницы перед собой. Затем бесшумно повернула защелку и стала поднимать нижнюю скользящую раму, которая, к несчастью, не поднималась бесшумно. Деревянная рама разбухла от зимней влаги и издавала писк, скрежет, скрип. Когда рама наконец резко высвободилась, ушла вверх и остановилась — раздались глухой стук и дребезжание стекла, — Джинджер поняла, что эти звуки донеслись до убийцы, и услышала, как тот идет по коридору.

Мигом выбравшись на площадку пожарной лестницы, она стала быстро спускаться. Ледяной ветер хлестал ее, пронизывая до мозга костей. Металлические ступеньки покрылись льдом после ночного шторма, с перил свешивались сосульки. Несмотря на ужасное состояние лестницы, Джинджер должна была торопиться, рискуя в противном случае получить пулю в голову. Несколько раз ее ноги почти соскальзывали со ступенек. Надежно держаться за обледенелые перила без перчаток не получалось, а когда она все же схватилась за голый металл, стало еще хуже: пальцы прилипли к холодному железу, отчего сошел верхний слой кожи.