На этом разговор закончился. Мать, рыдая, закрылась в своей комнате. Она была готова отправиться в джунгли с мужем, хотя и не считала это хорошей идеей, но не хотела подвергать опасности детей.

Всю эту неделю мы с матерью и Андреа носили отцовскую одежду, потому что другой у нас не было.

– Смотрите, чтоб кто-нибудь там не спутал вас со мной! – пошутил отец, впервые увидев нас в своих вещах.

Вот так, прячась, в чужой одежде, 24 февраля я отпраздновал свое шестнадцатилетие. Не было ни фото, ни видео, ни гостей, только домашний десерт. Невозможно даже сравнивать с вечеринкой в честь моего пятнадцатилетия в здании «Альтос», на которой было более ста двадцати гостей в черных галстуках, три оркестра, фуршет, искусственный остров в бассейне и прочая роскошь.

На следующий вечер семичасовая программа принесла еще одну скверную новость: днем, никого не предупредив, Джованни Лопера по прозвищу Модель сдался антьокийской прокуратуре. Пабло был ошеломлен: он только что потерял преемника Пинины.

В течение следующих нескольких дней Лос-Пепес нанесли несколько болезненных ударов по тем, кто публично соглашался с моим отцом по юридическим или политическим вопросам. 27 февраля они разрушили поместье «Корона», принадлежавшее Диего Лондоньо Уайту. 1 марта убили его брата Луиса Гильермо. 2 марта – Эрнана Дарио Энао, управляющего Неаполитанской усадьбой и, по утверждениям властей и СМИ, родственника матери (на самом деле, конечно, никакого родства между ними не было). А 4 марта Лос-Пепес убили отцовского адвоката Рауля Сапату Вергару.

Из новостей мы также узнали, что погиб Чопо – застрелен в собственной квартире в здании Коммерческого банка Антьокии, прямо в центре Медельина, где он и Пабло встречались всего несколько дней назад. Так мы окончательно поняли, что отцу вынесли смертный приговор. Когда о смерти Чопо сообщили в новостях и показали фотографии его квартиры, Пабло уже знал, как это могло произойти.

– Его сдал Грязный Хуан. Он попался полиции и под пытками отдал им ключи от квартиры. Чопо думал, что Хуан ничего не расскажет о нем, и спал крепко – конечно, полиция взяла его с легкостью.

Чопо был бесстрашным человеком, с большим удовольствием нарушавшим закон. И одним из немногих, кто называл Пабло по имени, кто остался ему верен, не бросил его и не сдался.

– Папа, что ты собираешься делать теперь? Ты почти один, не осталось никого, кто мог бы тебя защитить, – с тревогой спросил я.

– Посмотрим, сынок, – задумчиво ответил он.

– Папа, о тебе даже некому позаботиться. По-моему, нам сейчас стоит разделиться, чтобы мужчины прятались в одном укрытии, а женщины – в другом. Как ты говорил раньше – для их же безопасности. Если вдруг за тобой придут, и с тобой будут женщины, представь себе, какая резня случится. Мы должны их защитить. Я, конечно, останусь с тобой в любом случае, – сказал я, дрожа от страха.

Отец довольно долго молча смотрел на меня и в итоге согласился.

– Да, думаю, сейчас это лучшее решение. А дальше посмотрим. От Ангелочка сейчас больше пользы в борьбе, не в четырех стенах, но делать две вещи одновременно он не может.

Впервые отец принял мое предложение. Признание того, что я нужен ему рядом, ясно показало, что мы кубарем летим вниз: ему больше не к кому было обратиться. И то, что Ангелочек теперь был единственной связью отца с внешним миром, само по себе означало огромный риск, поскольку там, снаружи, Пабло уже не мог его контролировать.

Итак, Ангелочек собрался идти на встречу, и отец дал ему три часа – в наших условиях целую вечность. Оставаться все это время в доме было безумно рискованно, но, увы, не больше, чем спалить хорошее убежище без причины. Ангелочек едва ушел, когда отец повернулся ко мне и спросил:

– Грегори, давай покатаемся, пока ждем его возвращения. Ты надолго застрянешь в душе? Думаю, где-то на час? Я не могу ждать так долго. Пропусти душ, и пойдем. Или мне лучше поехать одному?

– Десять минут, папа, я приму душ и оденусь за десять минут, и можем ехать куда угодно. Просто дай мне собраться.

– Хорошо, тогда двигай.

Через пятнадцать минут мы сели в припаркованный в гараже «Рено». Отец был одет в рубашку-поло, джинсы и темную кепку, а на его лице красовалась густая борода.

По его приказу я закрыл глаза, когда мы уезжали. Я невольно представил, что будет, если Ангелочка арестуют и заставят выдать местонахождение отца, и меня охватила тоска пополам со страхом. Я никогда не был согласен с жестокими методами отца, но даже не задумывался о том, чтобы его бросить. Однако теперь это означало расставание с остальной частью семьи.

– Папа, разве можно оставлять женщин одних? – неуверенно спросил я.

– Нам нужно почаще быть не с ними ради безопасности. Не переживай. Мы просто покатаемся, пока ждем. Я дам тебе знать, когда можно будет открыть глаза.

Я недоумевал, как мой отец мог просто поехать кататься по городу, кишащему полицейскими и контрольно-пропускными пунктами, созданными для поимки самого разыскиваемого в мире человека? И все же это был наименее рискованный вариант.

Вскоре отец разрешил мне открыть глаза, и первым, что я увидел, была автобусная станция в районе Ла-Милагроса, который я проезжал по дороге в школу. Отец вел машину спокойно, соблюдая все правила, дорожные знаки и сигналы светофоров, чтобы слиться с другими водителями. И все равно поездка с ним по пригородам на северо-востоке Медельина походила на русскую рулетку длиной в два с половиной часа, пока он не велел мне снова закрыть глаза, и мы поехали обратно.

Чтобы отвлечь меня, отец рассказывал, что видит на улице. Мы были уже недалеко от убежища, никаких странностей он не замечал, все казалось прекрасным. Он сказал, что мы еще немного попетляем по окрестностям, а потом запаркуемся.

Когда мы вернулись, Ангелочек уже был дома, и я с облегчением выдохнул.

Доральба, экономка в убежище, оказалась прекрасной швеей, мы убедились в этом, еще только глядя на одежду, которую она шила себе. Когда протерлись любимые джинсы отца марки New Man, сшитые из тонкой ткани, она предложила ему сшить такие же, чтобы у него было несколько пар про запас. Идея ему очень понравилась.

– Будет здорово, если вы поможете с джинсами. И позвольте спросить вас еще кое о чем… Не могли бы вы сшить мне несколько полицейских мундиров? – спросил он, явно продумывая свой следующий ход.

Через пару дней отец сообщил, что из-за