— С мистером Шмидтом?

— С мистером Шмидтом.

Он пожал плечами:

— Последнее, что я видел, — он пил стакан молока в ресторанчике на стоянке грузовиков перед Эль-Пасо. Мне повезло: дальнобойщик довез меня аж до Ньюарка. Я вроде забыл об этом. Но последние несколько месяцев вдруг стал думать, что же сталось с Айвори Хантер и Джорджем Шмидтом? Должно быть, возраст: я почувствовал себя старым.

Она опять опустилась рядом с ним на колени, взяла его за руку, переплела свои пальцы с его пальцами.

— Пятьдесят два года? И чувствуешь себя старым?

Он отстранился. Когда он заговорил, это было бормотание человека, разговаривающего с собой:

— Я всегда был в себе уверен. Шел по улице с ощущением полной свободы. Чувствовал, что люди на меня смотрят — на улице, в ресторане, на вечеринке, — завидуют мне, думают: кто этот человек? Куда бы ни пришел на вечеринку, знал, что половина женщин в комнате будут мои, если захочу. Но все это кончилось. Похоже, что Джордж Уайтлоу стал человеком-невидимкой. Ни одна голова не повернется. На прошлой неделе я два раза звонил Мими Стюарт, и она не отзвонилась. Я тебе не успел сказать, вчера я заглянул к Бадди Уилсону на коктейль-пати. Там было десятка два довольно привлекательных молодых женщин, и все смотрели сквозь меня — для них я усталый старик, почему-то чересчур улыбчивый.

Она сказала:

— Я думала, ты еще встречаешься с Кристиной.

— Открою тебе секрет. Кристина помолвлена с мальчиком Резерфордов из Филадельфии. Я не видел ее с ноября. Он ей подходит; она счастлива, и я рад за нее.

— Кристина! С которым мальчиком Резерфордов? С Кенионом или с Полом?

— Со старшим.

— С Кенионом. Ты знал и не рассказал мне?

— Милая, я много чего тебе не рассказывал.

Это была не совсем правда. Когда они перестали спать друг с другом, они стали обсуждать его романы и даже совместно их устраивать. Алиса Кент: пять месяцев; закончился, потому что она потребовала развестись и жениться на ней. Систер Джонс: оборвался через год, когда узнал муж. Пат Симпсон: модель из «Вога», отправилась в Голливуд, обещала вернуться и не вернулась. Адель О’Хара: красавица, алкоголичка, неутомимая скандалистка; с ней он сам порвал. Мэри Кемпбелл, Мэри Честер, Джейн Вир-Джонс. Другие. И теперь Кристина.

Некоторых он находил сам, но большинство его романов срежиссировала она — знакомила его с подругами, препоручала его своим наперсницам, чтобы дать ему разрядку, но в понятных границах.

— Ну что ж. — Она вздохнула. — Кристину мы не можем упрекнуть. Кенион — завидный жених.

Но мысль ее работала, елозила, как огонь по поленьям, в поисках имени, чтобы заполнить вакуум. Алиса Коумс: доступна, но слишком скучна. Шарлота Финч: слишком богата, а мужскому достоинству Джорджа противопоказаны женщины — да и мужчины, если на то пошло, — более богатые, чем он. Может быть, Эллисон? Изысканная мисс Гарольд Эллисон, которая сейчас на Гаити — с задачей быстро получить развод…

Он сказал:

— Перестань хмуриться.

— Я не хмурюсь.

— К чему это? Опять силикон, новые счета от Орентрайха. Я предпочел бы видеть человеческие морщины. Неважно, чья это вина. Все мы, случается, бросаем друг друга под пустым небом и сами не понимаем почему.

Эхо, отголоски пустот: Хайме Санчес, Карлос и Анджелита; Хельга и Фредди Фео, Айвори и мистер Шмидт; доктор Бентсен и Джордж, Джордж и она, доктор Бентсен и Мэри Райнландер…

Он слегка сжал ее пальцы между своими, а другой рукой поднял ей подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Потом поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь.

— Сара, я тебя люблю.

— И я тебя.

Но прикосновение его губ, скрытая угроза заставили ее напрячься. Внизу на лестнице послышалось звяканье столовых приборов на подносе: Анна и Маргарет несли ужин.

— И я тебя люблю, — повторила она притворно-сонным голосом и с притворной же вялостью отошла, чтобы задернуть шторы. Тяжелый шелк закрыл ночную реку, освещенные суда, белесые и немые за снежной пеленой, как на японской гравюре с зимним ночным пейзажем.

— Джордж? — Настойчивая просьба, пока не вошли ирландки с вечерними приношениями. — Пожалуйста. Не волнуйся, милый. Мы кого-нибудь подыщем.

Перевод В. Голышева

Как я провел одно Рождество

Посвящается Глории Данфи

(1982)

Сначала короткий автобиографический пролог. Моя мать, отличавшаяся необычайным умом, была самой красивой девушкой в Алабаме. Все так говорили, и это была чистая правда. Когда ей исполнилось шестнадцать, она вышла замуж за двадцативосьмилетнего бизнесмена из приличной новоорлеанской семьи. Их брак продлился год. Она была слишком юна, чтобы быть женой или матерью. К тому же ее обуревали высокие стремления: ей хотелось получить высшее образование и сделать карьеру. И она ушла от мужа, а меня препоручила заботам своей большой алабамской семьи.

В течение многих лет я редко видел обоих родителей. Отец был занят делами в Новом Орлеане, а мать, окончив колледж, карабкалась по лестнице успеха в Нью-Йорке. Что ж, меня такая ситуация вполне устраивала. Моя жизнь мне нравилась. У меня была куча добросердечных родственников, тетушек и дядюшек, а особенно я любил одну из них — седую горбатенькую старушку по имени Сук. Мисс Сук Фолк. Были у меня и другие друзья, но она всегда оставалась моей самой лучшей подружкой.

Именно Сук рассказала мне про Санта-Клауса, про его окладистую бороду, и красную шубу, и сани, полные подарков, и я верил ей, как верил в то, что на все воля Божья, или воля Господа, как Сук частенько Его называла. Стоило мне поранить палец на ноге, или свалиться с лошади, или поймать крупную рыбину в ручье, словом, что бы ни случалось со мной, хорошее или дурное, — все это было проявлением воли Господа. Именно эти слова произнесла Сук, когда пришло пугающее известие из Нового Орлеана: мой отец пожелал, чтобы я приехал туда и провел с ним Рождество.

Я заплакал. Ехать мне не хотелось. Я еще ни разу не покидал маленького городишка, притаившегося в алабамской глуши в окружении лесов, ферм и речушек. И мне никогда еще не приходилось ложиться спать без того, чтобы Сук не ерошила мне пальцами волосы и не целовала меня, приговаривая: «Спи сладко!» К тому же я боялся незнакомых людей, а мой отец был одним из них. Мы