Шрифт:
Закладка:
– И? В чем проблема?
Мы завернули в лавку с пончиками, над которой висел огромный такой рекламный донат, почти как в «Симпсонах», только весь облезлый. Пока Мэрвин с Алесем брали пончики, а Андрейка поил своего котенка молочным коктейлем, Марина учила меня быть джентльменом.
– Во-первых, не становись навязчивым. Самое лучшее – это вообще не показывать, что она тебе нравится. Девчонки любят завоевывать мужиков не меньше, чем наоборот. Во-вторых, не обижай ее. Не лучшая идея говорить ей, что она тупая, даже если она прям дура.
– Она не тупая вообще-то.
– А ты вправду втюхался в нее. В-третьих, купи себе какой-нибудь прикольный одеколон. Девчонкам нравится, когда от вас хорошо пахнет. А что она любит? Что читает?
– Фэнтези там. «Гарри Поттера» любит. Я должен ей что-то подарить. Понимаешь? А она богатая. Ее ничего не впечатлит.
– Вот ты понтануться, что ли, хочешь? Поговори с ней для начала. Она – личность, ей интересно, чтобы про нее слушали, чтобы ее спрашивали. Вы вообще нормально разговаривали?
– Один раз я был в жопу пьяный и пересказывал ей Геродота. То есть я так думал, что Геродота, а оказалось, что Фукидида. Тупо так получилось.
Марина засмеялась, взяла пончик из пакетика, который ей передал Андрейка, я тоже взял. Пальцы у нас у всех были в сахарной пудре и в шоколадной глазури, это тоже было счастье, как мыльные пузыри. Теперь, когда я вспоминаю себя семнадцатилетнего, влюбленного, то в первую очередь мне думается о сахарной пудре и горячем масле, которым были пропитаны пончики. Ой, да у всего в жизни есть вкус.
– Короче, просто будь человеком. Должно помочь.
Она и не знала, какие у меня с этим проблемы.
Мы прошли мимо двора, вполне современного, со столиком для настольного тенниса даже. В этом дворе чернокожая женщина в белом платке на голове резала петуха, что-то гортанно напевая.
– Вуду – это стремно, – сказал Мэрвин шепотом. – Ты все про Одеттку?
Ему я мозг компостировал еще по телефону.
– Отвали, у нас с ней все будет хорошо, я на ней женюсь.
– А я разве сказал что-то?
– Ты хотел.
– Я просто говорил тебе, что надо посмотреть ее натальную карту. Она кто по знаку Зодиака вообще?
– Думаешь, я тебе скажу? Серьезно?
– Да ты не знаешь просто.
– Знал бы – все равно бы не сказал.
Андрейка отвлекся от котенка, и тот немедленно рванул в кусты.
– Блин! Из-за вас теперь хлопчик утек! О чем речь-то?
– О любви, – сказал я с гордостью. – О моей любви.
О будущей моей жене, я это так видел.
Мы уселись на обочине прямо напротив белого зданьица пятидесятнической (ну или какой там) церкви. То есть я бы и не сказал, что это церковь – обычная коробочка, как множество других в Комптоне, только белая-белая, чистенькая, с гирляндой цветных флажков на крыше и аккуратным крестом над зарешеченным окном.
Из церкви доносились хлопки и мелодичное пение, затем вступал проповедник, из речи которого я улавливал отдельные слова: «грех», «любовь» и почему-то «Элвис».
Церковка была крошечная, как бы для своих, сколько там человек уместиться могло? Пятнадцать, может.
Мимо нас пронеслась машина с открытым верхом, какой-то старенький «кадиллак», и Мэрвин вытянул ноги к проезжей части.
– Больной, что ли? – спросил я.
– Мне только падать сегодня нельзя. Остальное все можно.
– Я бы поспорил. Были у меня знакомые, которые тоже так думали.
Только мы с Мэрвином засмеялись, потому что только мы поняли, о каких именно знакомых Алесь говорил. Невеселая, надо сказать, была шутка.
– Так. Значит, про мою любовь.
Пакет с пончиками все ходил по кругу. Марина рвала колечки надвое и ела как трубочки, а Алесь засовывал в рот сразу весь пончик каким-то совершенно невероятным образом.
– Про любовь-то, – повторил я. – У меня все сердце открылось. Я такого никогда не чувствовал. Все предыдущее, что у меня с женщинами было, это ложь.
– Ну, спасибо. Теперь целоваться не лезь.
– Извини, Марин. Короче, я скорее о том, что это вообще другое. Я ее как бы душой видел.
Андрейка засмеялся, и я пихнул его локтем в бок.
– Заткнись и слушай меня. Короче, как бы она была особенная. Вся золотая, как по мне.
– В смысле, золотая?
– Типа богатая?
– Нет! Ну, она типа богатая, но это неважно. Даже хуже, что она богатая. Когда она станет моей женой, ей будет сложно привыкнуть к моему дому.
– А может, тебе жить у нее?
– Так только поляки делают.
Я закурил, дым поплыл надо мной вместе с пением черных ребяток в церковке.
– Самое важное: у нас с ней будет любовь до гроба, до могилы. Мы всегда будем вместе. Я буду смотреть на нее и радоваться. У нас каждый миг будет счастье.
– Чего-то ты загнул, – сказал Алесь. – Каждый миг счастьем быть не может.
– Ну, если это не мудацкая мудрость в стиле Паоло Коэльо. Карпе дием там, – сказал Мэрвин.
– Кто-то зашкварился так-то только что.
– Блин, заткнись, Борь, его мама моя читала.
– Да ты не поэтому зашкварился, а даже сам не понял почему, – сказал я.
– Это ты зашкварился, Ромео.
Марина сказала:
– Да оставьте его в покое, крыша у него поехала от любви, и все. Коктейль молочный мне дай, Андрюш.
Мэрвин подкидывал монетку, снова и снова, проверяя, везет ли ему, Андрейка снимал с себя остатки кошачьей шерсти, волосок за волоском, Алесь вытряхивал себе в рот сахарную пудру из промасленного пакетика.
А я, ну, был счастлив. Все мои волнения отступили, я хотел извиниться перед Эдит и стать человечнее. Рассказывая об Одетт, я как бы сам становился лучше. Во мне что-то менялось, надломленное что-то становилось на место, вправленной костью хрустело и затихало.
Ой, я тогда думал: даже если никогда ее не получу, ни в постели, ни в поцелуе, все равно стану жить по совести. Думал, у меня счастье будет от одного воспоминания о ней, по-дурацки танцующей под дурацкую музыку.
– Я тоже один раз влюблялась, – сказала Марина. – Еще в детдоме. У нас там был историк – шикарный мужик, в очках такой, и добрый-добрый. Я его полюбила, а он мне такой: Марина, ты прекрасная девушка, у тебя будет замечательный молодой человек, когда ты станешь старше, а сейчас сосредоточься, пожалуйста, на учебе.
Мы засмеялись.
– У меня такие планы на него были, даже сейчас, как подумаю про него, так скучаю. Сколько же мне лет тогда было? Десять?
– Прикольно, – сказал Андрейка. – А у меня была девчонка из младшей группы. Мне друг сказал, что